— В Россию из любопытства или по коммерции?
— По коммерции, — жадно вгрызаясь в нежно-розовое мясо отозвался Шарль. — Вы слышали об изобретении Люмьера?
— О, да! Движущиеся картины. Лично не имел удовольствия наблюдать, но много наслышан. Говорят, поразительный эффект присутствия.
— Не то слово, сударь мой, не то слово! Это удивительное изобретение! Оно продвинет человечество к таким вершинам знания и искусства!
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Николай Андреевич. — Как я могу предположить, вы, Шарль, являетесь провозвестником, предтечей, так сказать, этого искусства в нашей ужасной стране?
— Именно, — молодой француз поперхнулся и покрылся румянцем смущения. — Прошу прощения за сказанные мною необдуманные слова о вашей Родине. Это в сердцах.
— Что вы, что вы! Вы думаете русского офицера можно обидеть, назвав Россию ужасной страной? Да это почти комплимент по сравнению с тем, что мне приходится выслушивать о ней ежедневно.
Водемон развел руками, не зная радоваться ему такому обороту или стыдиться еще больше.
— Не берите в голову, — отмахнулся Пашутин. — Вы еще полюбите Россию. А может и возненавидите. Кто знает? Но неужели ваша скачка очертя голову призвана как-то помочь внедрению живых картин в нашу культуру?
— О, нет, — француз сразу помрачнел. — Причина моей скачки кроется в другом.
Ротмистр поднял руку в отстраняющем жесте:
— Я не вмешиваюсь в ваши личные дела. Хочу сразу предупредить.
— Да нет же, сударь, нет! Мне подумалось только что, что само провидение посылает мне столь благородного человека. Ко всему прочему, военного. Ваша помощь в моем деле может стать неоценимой!
— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете ценность моей возможной помощи, но не в моих правилах отказывать в ней. Я вас слушаю. Внимательно слушаю.
— Ох, Николя… Можно мне вас так называть?
— Да пожалуйста! — худощавое лицо Пашутина озарилось белозубой улыбкой. — У нас, гусаров, это запросто.
— Благодарю вас. Итак… Просто не знаю с чего начать…
— Выпейте еще вина.
— Спасибо, — Водемон последовал совету. — Дело в том, что я направлен в Россию произвести оценку возможных рынков сбыта синематографических аппаратов Люмьера.
— Простите меня, Шарль, мне так странно видеть в представителе счастливой Франции коммерческого агента.
— Понятно. Вот если бы я был модным кутюрье…
— Или учителем фехтования…
— Это все мсье Дюма-отец! Уж не знаю благодарить его или ругать за такую рекламу моих соотечественников!
— Благодарите, благодарите! По крайней мере видеть в каждом французе д'Артаньяна, а не Наполеона для русского человека куда приятнее, поверьте мне.
