— Жень… я там майку на крючок повесил, а она в воду… Теперь надо ждать, когда высохнет.
Это была все та же футболка, в которой он явился ко мне позавчера. Но, конечно, уже не такая белая.
— Я сейчас постираю и поглажу. И штаны заодно…
Он сморщил нос-картошку, а сосульки волос будто ощетинились еще больше.
— Не…
— Почему «не»? Это же быстро.
— Потому что… чего ты со мной, как с приютским ребенком…
Мне… будто холодный кисель на голову. Липкий, противный, скользкими языками за шиворот. От неожиданности я брякнула самое глупое:
— Лось! Ох и свинья же ты все-таки…
Он минул, округлил рот. Натянулся весь, будто у него сто струнок под кожей. И я вдруг поняла, что все может кончится в один миг. Схватит свои зашитые штаны, прыгнет в них на ходу и уйдет не оглянувшись. И ничто не поможет, никакой талисман с корабликом…
«Господи, сейчас зареву… Что сказать?»
— Ты… не нормальный какой-то… Я же с тобой… все равно как с Илюхой, если бы он маленький был… а ты…
В другое время я такое никогда не выговорила бы. Это ведь… почти что признание в любви. Но надо было как-то объяснить ему! Удержать!
Он мигнул опять. Обмяк, ссутулился. Стал смотреть в угол. А я… тоже в угол, в другой. Потом Лоська с опущенной головой сделал шажок, другой. И такими вот мелкими шажками пошел ко мне по одной половице. Пол был старый, тонкая половица прогибалась и поскрипывала. Лоська двигался, набычившись, будто собирался уколоть меня волосами-сосульками. Я обмерла на стуле. Лоська остановился в полуметре, опустил руки, позабыв про дырку. Хлопнул толстыми своими губами, пробормотал:
— Жень… не злись. Просто… я…
Много ли надо человеку для счастья? Я поняла что сейчас прижму костлявого обормота к себе и зареву, как провинившаяся и прощенная первоклассница. Чтобы не случилось такого скандала, я дотянулась до валявшегося на столе гребня (деревянного, с рукояткой) и велела:
— Ну-ка стой смирно. Не мотай головой… — и принялась остервенело расчесывать Лоськины сосульки. Он веселел на глазах.
— Ай!.. Голову оторвешь!..
— И оторву. Зачем она тебе, такая дурная?
— Зимой шапку носить… Жень, ты не злишься? Я же…
«Понятно. Застеснялся, застыдился своего замызганного наряда, вот и брякнул про „приютского ребенка“. А я… дура, да и только…»
Лоська опять ойкнул. Сказал дурашливо:
— Если хочешь, можешь меня это… воспитательным «тиклером»…
— Не смей говорить глупости! Человек никогда не должен давать себя в обиду.
— Тогда и ты… не обижайся.
— Я и не обижаюсь. И… всё. Как говорил Гамлет в переводе Пастернака, «дальнейшее — молчанье»… Знаешь, кто такой Гамлет?
