Семь фунтов брамсельного ветра | страница 62
— Что общего между трудной задачей и щекочущим перышком?
— Потому что трудная задача это щекотливый вопрос.
— Логично, — отозвался он совсем уже как профессор. Но вовсе не по-профессорски изогнул руку и помусоленным пальцем начал тереть локоть, перемазанный не то сажей, не то черной землей.
— А еще, — сообщила я, — «тиклер» означает «прут для воспитательных целей». Для мальчишек, которые не умываются.
Тут же мне вспомнилась Гертруда и стало стыдно за дурацкую шутку (хотя насчет перевода я не соврала). Но Лоська не обиделся. Вздохнул сокрушенно:
— Честное слово, я умываюсь. Но мама говорит, что во мне повышенное содержание электричества. Как в кошке. Оно притягивает всякий мусор и пыль.
— Тогда надо подарить тебе флакон антистатика. Будешь натираться. Это жидкость такая для мебели, что бы пыль не садилась на гладкое дерево.
— Ладно! Подари! — дурашливо согласился он. — Как бы ко дню рождения!
— А когда у тебя?
— Был уже. Пятнадцатого августа. Целых десять лет стукнуло… — Он сменил тон. — Ты не обижайся, что я в гости не позвал. Мы с мамой решили ничего не отмечать, пока папа не вернется…
— При чем тут гости! — Я чувствовала себя свиньей. — Сказать-то мог! Я бы подарила что-нибудь. А то ты мне вон какой подарок, а я…
— А ты монету с «Перышком»…
— Ну, Лоська… это даже и не подарок.
У меня вертелись слова, что это как бы талисман дружбы, но я постеснялась. Да он и без слов понял.
— Ладно. Тогда подари мне иголку и нитку. Или дай на время. Я пойду в ванную и зашью штаны. Разодрал в колючках…
— Чадо ты непутевое, — (это мамины слова), — где разодрал. Ну-ка…
Сзади и правда была дырища. Среди складок не очень заметно, а если растянешь — ого…
— Снимай, я сама зашью.
— Нет. Не сниму… У меня на плавках сбоку дырка.
— Балда! Больно мне надо разглядывать твои дырки… Ты вот что, давай штаны, а сам иди в ванную, как собирался, и оттирай суставы. А можешь и всего себя. Мочалка и мыло на полке, полотенце возьмешь зеленое, с крючка… Имей в виду, с таким черным я с тобой больше никуда не пойду.
— Только ты не приходи меня опять мочалить…
— Всю жизнь мечтала! Запрись на все засовы.
В складках Лоськиных штанов были целые пригоршни всяких сорняковых семян, растительный пух, лепестки и репьи. Не штаны, а гербарий. А дыра — кулак пролезет. Я зашила ее накрепко, через край. Встряхнула. «Ну, прямо пиратский брамсель после ремонта…»
Лоська тем временем выбрался из ванны. Встал на пороге — тощий, с торчащими волосами, с бледной, почти белой кожей, только ноги по колено, да руки по локоть в загаре, будто в коричневой морилке. А на впалом животе маленький изогнутый шрам — наверно, когда-то вырезали аппендицит. Ладошкой Лоська прикрывал на плавках злополучную дырку.