— Знаю. Кино же есть… А Пастернак — это поэт?
— Поэт и писатель. Поумнеешь — прочитаешь… — Я последний раз провела гребнем по Лоськиным сырым волосам. — Ну вот, стал похож на человека. Всегда бы так…
«А влезешь сейчас в свои балахоны — и опять бомжонок с Рябинового бульвара…»
— Лоська, хочешь я тебе костюм подарю! Не бойся, он не кусачий, летний. Его раньше брат носил, но он почти новый. А?.. Только давай без глупостей про приюты и гуманитарную помощь! Мне просто жалко, что костюм лежит без дела. На нем ведь корабль. Корабли… они плавать должны, а не лежать в темном ящике… Ну?
Он опять надул губы. Но без обиды.
— Чего «ну»? Покажи… корабль-то.
Я кинулась в большую комнату, там стоял наш древний «семейный» комод. Вытянула тяжелый ящик. Перетряхнула стопку старых штор, полотенец, салфеток. Илюшкин костюмчик лежал среди них — выстиранный, поглаженный, словно ждал хозяина. Я вернулась в комнату. Развернула перед Лоськой сине-зеленую рубашку-водолазку с красным галиотом на груди.
— Ух ты… — шепотом сказал Лоська.
— Ну-ка, примерь.
Лоська не капризничал. Вмиг натянул шорты, умело завязал на поясе шнурок, нырнул головой и руками в рубашку. Разгладил ее на груди. Вопросительно глянул на меня.
— Во! — я показала ему большой палец. — Иди в прихожую, там зеркало.
Напротив двери стояло трюмо — такое же древнее, как комод («приданое» маминых родителей, которых я никогда не знала). Я включила свет. Лоська во всей красе отразился в пятнистом стекле. Костюм оказался широковат, но лишь чуть-чуть. Лоська посопел, повертелся перед зеркалом на пятке. Шортики были, конечно, короче его старых портков, он, хмыкнув, потер над загаром светлые места. Но ни стесняться, ни упрямится не стал. Спросил только:
— А Илья не станет ругаться?
— Да с какой стати?! Только рад будет, что вещь пригодилась!
По правде говоря, я не была уверена, что Илья обрадуется. Вдруг эта ребячья одежонка дорога ему, как память о днях, когда он был мальчишкой? И когда папа… Ну да ладно! В конце концов есть фото. И все равно ничего теперь не поделаешь. Лоська уже «врастал» в обновку. По-хозяйски поправил штаны, одернул рубашку. А когда вернулись в комнату, деловито затолкал в кармашек на бедре свою монетку…
— Ой, Жень, здесь что-то есть, в кармане…Вот… — И протянул сложенную бумажку.
Видно, что бумажка лежала там с давних времен, была выстирана вместе с костюмом и вместе с ним попала под утюг. Плоская, засохшая. Тихо захрустела, когда я стала разворачивать.
