И все едут куда-то, и всех лихорадочно трясет, как этот проклятый тесный вагон».
Сергей слушал, Рогачев и Волховский дремали, Клеменц, словно на дежурстве, каждого нового пассажира встречал то шуткой, то приветливым словом, вызывая на разговор и сам не скупясь на бойкий рассказ. Клеменц был неутомим. Говорил он так, что его легко можно было принять за речистого подгородного мужичка, балагура и сказочника.
«Вот кто бы мог увлекать за собой людей!» — думал Сергей, наблюдая, с какой естественностью владеет народной речью этот европейски образованный человек. У него был ключ к простым сердцам. Случайные попутчики доверчиво делились с ним сокровенным.
В слабом свете керосиновой лампы блестел его мудрый лоб, монгольский нос.
Лицо у Клеменца было необычным и привлекательным. Нижняя часть — от киргиза: широкие скулы, красивый рот в кольце свисающих усов и бородки. Широкий лоб и карие глаза были полны ума и принадлежали европейцу. Он скашивал хитрые глаза на Сергея, словно подзадоривал: вот, мол, как надо, учись; что ты все молчишь, как бука?
В Твери Сергей спросил:
— Ты не пробовал писать?
— Что писать? — поднял брови Клеменц.
— Для народа. У тебя должно получиться. Я заслушался тебя в вагоне.
— Фу ты.
— Да, ты не фыркай. Я ведь не комплименты говорю. Вся наша агитационная литература скучна, сам знаешь. Плохо ее принимают. Надо самому пересказывать. Вот если, как ты говоришь, написать, — чудно будет. А? Возьмись за это дело.
— Пробовал я, — насупился Клеменц, — ничего не получается.
— А ты еще раз попробуй.
— Бесполезно. На бумаге у меня ничего не выходит. Спотыкаются слова, черт их побери! Не мое это дело.
— А чье же?
— Откуда я знаю, чье? Может быть, твое. Ты-то сам не пробовал?
— Нет.
— Вот и рискни.
— Да, книжки нам позарез нужны, — сказал Волховский.
* * *
Клеменц задержался в Твери с Ольгой Натансон, той высокой девушкой, которая в первую встречу Сергея с чайковцами распоряжалась у стола и которая выехала на неделю раньше подготовить (говоря конспиративно) почву.
Ольга была умница, везучая, ей доверяли самые разные люди. Хотя она сама для этого, казалось, ничего особенно не делала. Просто заговаривала с человеком своим мягким голосом, просто смотрела кроткими, понимающими глазами. От всей ее высокой фигуры веяло спокойствием и добротой. Она никогда не спешила, двигалась плавно, даже с ленцой, не вызывая подозрения у полицейских. Они принимали Ольгу за дочь провинциальных дворян.
Она-то и узнала от одного мужика из артели тверских плотников, что их деревня который уж год тягается с соседним помещиком из-за сенокосных угодий, да грамотного человека нет, кто бы мог честно помочь. Ольга пообещала познакомить их с таким человеком.
