— Против Парижской коммуны?
— Да, против Парижа рабочих.
— А Парижская коммуна — это, по-твоему, тоже федерализм?
— Нет, в Париже было правительство. Но недостаточно крепкое.
— Ты сам себе противоречишь.
— В чем?
— Ты признаешь, что в Париже требовалось даже не простое правительство, а крепкое? И тогда бы рабочие устояли против своих врагов?
— Я же тебе объясняю, — горячился Кропоткин, и на его высоком лбу от переносья вырастали сердитые морщины, — в Париже случай был особый. Да и то, я уверен, со временем надобность бы в правительстве рабочих отпала.
— Тебе не кажется, — прищуривался Сергей, — что в истории каждый случай особый?
* * *
Кропоткин читал лекции рабочим, привлекая все больше и больше людей, но почему-то нимало не беспокоился о том, что его кружок существует в опасных условиях.
Эта близорукость в конце концов и сыграла с ним злую шутку.
Сергей знал каждого рабочего в своих кружках. Кропоткин имел смутное представление о том, кто слушает его лекции. А слава о ярком агитаторе росла с каждой неделей. Рабочие его любили: говорил он все-таки чертовски хорошо.
Однажды к Сергею пришел Халтурин и сказал:
— Предупредите Петра Алексеевича. Сегодня пусть не приходит.
— Что-нибудь случилось? — спросил Сергей.
— Кто-то наболтал жандармам.
— Значит, наступает и наша очередь? — Сергей посмотрел в холодноватые глаза Степана. — А у вас как?
— Пока тихо! Но я на своих фабричных могу положиться.
Сергей почувствовал в его словах упрек кропоткинской беспечности.
— Вы не беспокойтесь, — сказал он, — я сегодня же с ним повидаюсь.
Халтурин не стал посвящать Сергея в то, откуда у него эти сведения. В его отношениях с рабочими было нечто такое, что он ревниво оберегал от своих друзей-студентов. Сергей и не допытывался. Он верил Степану. Тот не стал бы с бухты-барахты поднимать тревогу.
Кропоткин на очередную встречу не пришел. А Волховский, совершивший прогулку в районе известной квартиры, наткнулся на фигуру серой наружности, которая, как и он, не спеша фланировала по улице.
Но жандармы были настойчивы. Через некоторое время в Гостином дворе с Кропоткиным поздоровался один из его слушателей, увязался за ним и на улице подозвал городового.
* * *
Провал Кропоткина больно отозвался на всех чайковцах.
— Надо оставлять город, — стала убеждать Соня, — мы сделали здесь все, что могли.
— Нет, — возражал Сергей, — далеко не все. Спросите Степана, много ли рабочих к нам ходит?
— Это не меняет дела, — новая мысль уже владела Соней, она упорно навязывала ее друзьям. — Десять кружков, двадцать, тридцать… Это капля по сравнению с остальной Россией. Надо идти в деревню. Здесь мы со всех сторон окружены врагами. Нас перехватают, как щенят. Усилий мы тратим уйму, а результат мизерный.
