— Ну погоди, ворюшка, я с тобой разберусь, — говорит Агата, но тут ее телефон опять бибикает, остается восемь процентов батарейки, Агата говорит: — Черт, — и, вдохнув поглубже, ползет вглубь норы. Пару раз ей приходится отбрасывать в сторону какие-то старые вещи, один раз ей под коленку больно попадается синий кубик лего, и от этого Агата сердится уже не на шутку. Фонарик выключен, чтобы поберечь батарейку, она ползет наощупь, маленькими-маленькими шажками, сердце у нее колотится, и когда в темноте она начинает чувствовать чью-то дрожь и слышит поскуливание, ей становится очень страшно, так страшно, что она даже зажмуривает глаза, хотя в темноте все равно ничего не видно. «План», — говорит Агата. — «План». Она отлично знает, что когда страшно, нужно просто следовать плану, а там уж как получится. Первый пункт Агатиного плана — включить фонарик. И Агата включает фонарик.
Сначала тот, кто пыхтит в темноте, перестает пыхтеть и замирает. Кажется, ему тоже очень страшно. Замирает и Агата. И тогда что-то, сидящее в темноте, жалобно и очень тихо говорит: «…нннноооо».
— Ну чего, иди давай сюда, видишь — свет, — говорит Агата. Ей самой не очень-то хорошо видно, — только маленькое, треугольное лиловое ухо, которое в свете фонарика кажется прозрачным, и жесткие космы, отбрасывающие дрожащую тень на земляные стены. Еще Агата видит своего старого плюшевого слона Мартина, по которому очень скучала и которого обыскалась, лазила даже в шкафы на кухне.
— Вот же зараза, — говорит Агата обиженно, но бояться совсем перестает: понятно, что бояться кого-нибудь, кто способен утащить к себе в нору плюшевого слона, никакого смысла не имеет.
— Давай уже, иди сюда, дурень, — говорит Агата, — давай, времени нет, — но тот, кто сидит здесь, в дальнем конце норы, прямо под андрюшиной кроваткой, и мелко-мелко дрожит, отвечает ей испуганным пыхтением. Тогда Агата вздыхает, зажимает в зубах тревожно бибикающий телефон, говорит себе: «Пункт три», хватает в охапку сидящее перед ней чудище, — маленькое, гораздо меньше, чем то, которое живет под ее собственной кроватью, — и ползет с ним назад.
Маленькое чудище напугано, оно пытается вырваться и скулит.
— Дулак, — говорит Агата сквозь телефон, — я тебе добла хоцу, — и постепенно чудище перестает брыкаться, Агата чувствует, как маленькие горячие ладошки обхватывают ее шею.
— Цо висис на мне, — ворчит Агата, — луцсе бы сам полз, — но маленькое чудище продолжает висеть у нее на шее, а измученная и пыльная Агата ползет вперед, видя перед собой только прыгающий свет фонарика и синие космы маленкого чудища. Когда фонарик гаснет, Агата в отчаянии останавливается, — но вдруг понимает, что откуда-то сверхе идет слабый-слабый, совсем слабый свет, который может разглядеть только девочка, оказавшаяся в длинной-длинной норе, в темноте. Это свет из разлома. Агата находится в широком конце норы, под своей кроватью. Они вернулись.
