Лисицын стоял у письменного стола, придерживая халат на груди. За пазухой его лежал кольт.
- Простите нам… э-э… как сказать… невольное вторжение, - проговорил офицер.
Шинель на нем была застегнута на все пуговицы. Фуражку он снял и оглядывал комнату: книжные шкафы, диван, оклеенные обоями стены, портрет Менделеева. В углах - один угол, второй… - офицер повернулся, - третий, четвертый… - икон, образов нет. Он снова надел фуражку.
- Вы, - спросил он, - если не ошибаюсь, хозяин квартиры? Владимир Михайлович? Да-а, очень приятно… Жаль, приходится при таких обстоятельствах…
В кабинете - когда они успели? - стояло уже семь или восемь жандармов. Звякая шпорами, офицер подошел к письменному столу, остановился с противоположной стороны - не там, где был Лисицын, - и поднял на него взгляд. Смотрел разумно, печально, как-то по-отечески. По иссиня-красным немолодым щекам вились солидные седые усы.
«Нет, - пронеслась у Лисицына мысль, - вполне приличный, кажется, вполне порядочный».
- И приходится образованному человеку, - офицер улыбнулся, - как сказать это… нарушать покой другого образованного человека. Да-а, Владимир Михайлович… - Теперь он подвинул кресло; не спросясь, уселся за стол. - Давайте будем вместе искать выход из положения. Кстати, кто у вас сегодня ночует посторонний?
- У меня? - Лисицын плотнее запахнул халат. - Никто у меня не ночует.
- Ну-ну-ну… Да не стоит, Владимир Михайлович, не советую. Мы знаем же…
Пальцы офицера чуть шевельнулись - до сих пор стоявшие жандармы вереницей двинулись вдоль книжных шкафов. Побледнев, Лисицын понял: идут в лабораторию.
- Куда? - крикнул он сорвавшимся голосом и дернулся, хотел побежать наперерез.
Вахмистр с изрытым оспой лицом загородил ему дорогу.
- Ах, горячий какой человек! - сказал офицер. - Вы не волнуйтесь. Поверьте: я искренне к вам расположен. Вам, как говорится это… повезло. Пришел к вам друг и дворянин. Душа за вас болит. - Он достал очки, дохнул на них, вытер носовым платком, надел. - О вас, Владимир Михайлович, - продолжал он и смотрел поверх очков немигающим взглядом, - нам все известно. Но хочется, поверьте седине моей, чтоб меньше… э-э… как можно меньше постигло бы вас… ну, скажем, неприятностей. Будете вот откровенны, тогда с божьей помощью… - он взглянул в угол, вспомнил: икон нет, потупился, - тогда вам же лучше. Вы ведь себе не враг?
Офицер помолчал, потом произнес, не то утверждая, не то спрашивая:
- Замкнуто живете.
