– Что же, батя, ты не веришь нам, что мы его дочке собачку купить решили?
– А какая вам разница, верю я или не верю?
– Нет, ты скажи, почему ты не веришь?
– А вы на себя посмотрите…
– Кто ж мы, по-твоему?
– Ну, это не мое дело… кто вы, по-моему!..
– Нет, ты не бойся, ты скажи, что мы, по-твоему, с этой собачкой делать будем?
– А то и будете, – внезапно осмелев, сторож сказал. – Пырнете ножом, а потом кровью голую женщину поливать станете! Блудницу!
Металлический блеск появился в глазах старика.
– Батя, вот тебе еще десятка, в церковь пойдешь, свечку поставишь…
– Совсем рехнулся в своей живодерне, – сказал Жорж, когда вышли на улицу.
Дверь в автобус была закрыта, Женя-водитель ушел искать, где купить сигареты; здесь, у колеса, и открыли бутылку. Ушанка с такой радостью слопала колбасу, для нее специально прихваченную, что растроганные политтехнологи отказали ей собственную закуску.
– Может, нам это зачтется, – сказал Колян, но не сказал где (наверное, «там»).
Водка на него как-то сразу подействовала, лицо покрылось красными пятнами.
– Ты это… здоров?
Он только рукой повел, мол, хорошо, не надо. И вдруг стал декламировать:
– Живодерня. Засовы-затворы.
Клетка-сетка. Железная дверца.
Меня встретили сухо. Зато мне
подарили щенка. «И запомни,
что у каждого есть оно, сердце…»
– Ты чего это? – вытаращил глаза Жорж.
– Я стою со зверенком… со зверем.
Он за пазухой, короткохвостый.
Если жизни свои соизмерим,
то у нас одинаковый возраст…
– Чье это? – спросил Жорж испуганно.
– Мое! – произнес Колян (как в омут головой).
– Да ты что? – протянул Жорж. – Сейчас придумал?
– Нет, в юности… В школе учился еще…
– Если взять всех собак и собрать их,
то ведь… тоже у каждой по сердцу…
Я стою… мы стоим перед сеткой,
а за сеткой – другие собаки…
– Да ты, Колян, типа поэт! – воскликнул Жорж, восторженно.
– Нет, юношеское, – сказал Колян. – Думал, забыл, нет, помню…
– И глядят как-то странно собаки:
то ли сердятся, то ли за благо
принимают то, что собака
покидает собратьев,
и, наверно, меня за обманщика,
что внушает: «Легко помирать», —
принимают. Ведь я насобачился
и людей, и собак понимать.
– Ты? – опешил Жорж.
– Я, Жорж, я. Это я о себе писал.
– Ну ты меня убил. Вот не ожидал… Я ж тебя сколько лет знаю…
– А вот видишь, каким был… когда в школе учился, – Колян вздохнул ностальгически. – Я за это стихотворение… премию получил… На конкурсе юных поэтов… Мне книжку подарили… Понимаешь?… Ахмадулину…
– Слышь, так ведь это ж, про собак, его опубликовать надо! Как раз в жилу! Рядом с фотографией… как ее… Шапки этой… Ушанки…
