Сидели за столом, под кругом света, падающего неярко из-под абажура, молчали. Нюрка не выдержала:
— Пална, иль ты не мать? Куда девку гонишь. Там же холод, и работа — землю ворочать.
Вместо ответа Анастасия Павловна прочитала, расправив газету:
— «Постановление Госкомитета обороны. Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на сто — сто двадцать километров западнее Москвы, поручена генералу армии товарищу Жукову… — И, как-то растерянно посмотрев на дочь и Нюрку с Машей, стала читать только главное: — С двадцатого октября тысяча девятьсот сорок первого года осадное положение… Воспретить всякое движение отдельных лиц и транспорта с двенадцати ночи до пяти утра…» Подпись: Сталин. — И мама опять грустно посмотрела поверх газеты на Алю.
— Мам, ну что ты? Я постараюсь вырваться, повидаемся, ты только обещай не болеть.
— Дошло, Пална, куда дите толкаешь? — упрекнула Нюрка, впрочем, довольная своей прозорливостью.
— Нюра, Нюра, я бы сама пошла, да уж куда мне. Кто же поможет Москве, если все попрячутся? Фашисты идут не с подарками.
Дверь распахнулась, и на пороге встал Славик: кепка на затылке, разрумянился, веселый:
— Эй, гражданка, — крикнул он Але. — Вас ждет трудфронт!
— Уж и не знаю, кого из вас просить за кем приглядывать? — вздохнула мама, складывая газету.
— Не волнуйтесь, Настась Пална, я с ребятами еду, — выглянула из-за спины Славика Зина.
— Вот утешила, у меня от сердца отлегло, спасибо, Зинуша, — в голосе мамы подрагивали слезы.
— Славика под контроль и Алю не оставлю, — обнадежила Зина, — а теперь, Славочка, пошли, надо готовиться, помыться, прибрать, что с собой взять.
— Чтоб в пять утра как штык! — приказал Славик Але.
Маленькой, сильной рукой Зина повернула его в прихожую:
— Пошли, командир. А вам хорошего прощания, женщины.
Нюрка забурчала:
— Какое уж прощание-провожание, когда жрать нечего. — И спросила маму: — Пална, осадное положение — это когда никого не впускают и не выпускают? Даже с продуктами?
— Что, собралась Уфу с боем брать? — и на опавших щеках Маши вместо белых смешливых ямочек образовались две глубокие морщинки.
— Я не Барин, бегать не собираюсь, а интересно же…
— Кому говоришь? Тебе интересно было Федора от войны спрятать, — уже без улыбки на жестком худом лице одернула Нюрку Маша.
