Доехали уже на «Дзержинскую», и вот тебе — воздушная тревога. Трамвай встал, все бросились в метро.
Аля же деловито пошагала вниз, к Большому театру, считая количество взвывов сирены. Только досчитала до пяти, как ей преградили путь старик с девушкой. Девушка тут же побежала за свернувшим к Малому театру пареньком, а старик, поправляя противогазную сумку на неловко поднятом плече, явно не привык еще к противогазу, убеждал:
— В убежище, прошу, в убежище…
— А я тут недалеко… дежурю, — и Аля понеслась мимо него.
Так и бежала в качестве дежурной, которой недалеко. Верили. Может, потому, что она действительно старалась попасть на дежурство?
Улица Горького совершенно пуста. Люди в убежищах, транспорт свернул в боковые улицы. Такая широченная, вся на виду, а смотреть нечего, мешки с песком, мешки, мешки… целыми горами, а кое-где покрашенная в зеленое фанера, значит, выбиты стекла при налете.
А бывало, тут тьма народа. Вечерами светлей улицы Горького места в Москве не было. Особенно зимой. Везде просто улицы, а эта сплошной праздник. Идут по улице Горького нарядные, веселые: мужчины в шляпах и меховых шапках, а уж женщины… фетровые ботики, беличьи шубки, и потоки дивных запахов: «Белая сирень», «Красная Москва», «Сказка о рыбаке и рыбке»… Таких модниц мрачная Глаша окрестила «безработными», а Маша с хохотом поясняла:
— Они ж не работают, сидят у мужей на шеях!..
А у Филиппова, хотя давно не было не только Филиппова, но и дома, в котором помещалась когда-то его булочная, продавались хрустящие французские булочки, душистые крендели, немного тягучие, вкусные! Нет! Об этом не надо. Булочек, конечно, теперь нет, но хлеба им с мамой хватает: ее, Алины, восемьсот рабочих граммов да пятьсот маминых, служащих. Не голодные.
Хотела от памятника Пушкину перебежать через дорогу к Большой Бронной и по ней домой, но тут одновременно закапал дождь и дали отбой. Высыпали люди, заурчали моторы, с грохотом пошли танки. А Аля стояла и смотрела, как дождик смывал с головы Пушкина, с его крылатки, с цветов у постамента пыль. Странно, она не могла вспомнить, когда был дождь в это лето? Спешка, круговерть, усталость замотали, вместо прогнозов погоды теперь были налеты фашистов.
Почувствовав холодок прилипшего к спине платья, глянула еще раз на заблестевший памятник. Пушкин вроде бы и не такой уж печальный… Бежала по Тверскому, жадно вбирая свежий запах омытой дождем листвы и отсыревших дорожек.
