— Спятила, да? — И рука Димы железно ухватила ее за локоть, отдернув от станка. — Без руки хочешь остаться?!
Выключил мотор, смотрел исподлобья, зло, а лицо чумазое…
— Выключай перед каждым съемом детали.
— Зачем? Так быстрее.
— А штурвал ослабнет или сама не удержишь? Сверло так и вкрутится в руку, моргнуть не успеешь.
Он прав, но не верилось в плохое. Сказала:
— Лучше бы штурвал сделали пониже, руку отматывает.
— Рационализатор, — скупо улыбнулся Дима и кивнул на ящики, поставленные друг на друга: — Чтобы не наклоняться за заготовками? — Она кивнула. — Правильно, а теперь обожди, — и он стал подкручивать все болты на ее станочке.
К ним подошел Мухин, взял горсть колец, оценил наметанным взглядом:
— Годные. Раскумекала. Фрицам в самый раз, в трубу их…
— Это тебя в трубу, работает, не выключая станка.
— Смотри у меня, — погрозил Мухин грязным пальцем. — Я тебя лихачеству не учил, чтоб все тики-так, поняла?
Мухин ушел, а Дима стоял за спиной, мешая работать, подумаешь контролер!
— Ты иди!
— Уйду. Даже уеду.
— Счастливой дороги.
Ушел. Теперь можно по-прежнему ставить и снимать детали правой рукой, а штурвал придерживать левой. Пододвинула ящик с заготовками поближе к станку, теперь со всеми удобствами. Увлеклась, наладила свой «безостановочный» метод, да так здорово пошло! У полуавтоматов силенка нужна с прутками возиться, а тут выносливость, быстрота. Кидай-вынимай детальки и штурвал мотай-мотай-мотай… и не присесть, как бывало у полуавтомата.
Смена кончилась, подошел Мухин и оторопело уставился на ящик с кольцами:
— Ты это сама? Или кто из соседей подкинул?
Аля обиженно молчала. Он прошел к другим сверловщикам, вернулся, сдвинул кепчонку на затылок:
— Ну, ты даешь прикурить фрицам! В трубу их… Две нормы, не меньше. Я послежу за тобой, а то и вправду без руки останешься, — вместо благодарности пригрозил Мухин.
Шла домой, еле передвигая одеревеневшие ноги. Боль в кистях и левой лопатке. Перетрудила. Это ничего, привыкать легче, чем отвыкать. И тут опять вспомнила о Диме. А если на фронт? Ой, нехорошо. На остановке ждал челночка Мухин.
— Товарищ мастер…
— А, дорогая ударница… Вот за месяц в баньку выбрался, люблю с веничком, это тебе не душ — пустая водица, а парок. И к старухе забегу, уже и забыл, сколько рябин у ней на личности…
— Скажите, а Диму на фронт берут?
— Кто ж его, золотого, отпустит? В эвакуацию. Иль с ним собралась? — И хитро прищурился, собрав тонкие морщинки на висках и у бледных губ. — Да это не завтра, договоритесь.
