Слушая перебранку, Аля впервые спросила себя: страшно? Как правильно сказала Миля! За маму, за Игоря, за Натку… за свой двор, свою улицу, за Москву — да. А вот за себя… Почему-то нет этого страха именно за себя. И это честно. Ведь перед собой. Но почему? Ответа не было. Да, жизнь одна, да, убивают, да, калечат… Но всего этого она не видела. Наверное, в том и дело — не ви-де-ла.
Дело у сверловщицы Али пошло, пошагало вместе со временем, а оно бежит. Поднимай колесо, клади заготовку, жми красную кнопку, опускай колесо, жми кнопку, поднимай колесо — готово колечко, снимай крючком-съемником…
Подошла Катя, промерила диаметры колец, деловито спросила:
— Образчик есть? К допускам приноровилась? Молодец, — и неожиданно всхлипнула.
— Ты чего?! — Аля выключила станок, уставилась в цветущее, расстроенное лицо Кати. — Что-то плохо?
— Еще бы… Иванова моего эвакуируют, а меня на расчет… И ведь знала, а все не верилось.
— А почему тебя не берут?
— Контролеры там понадобятся не враз, а табельщиц из жен начальства полно, вот… — Она плакала.
— А ты сама поезжай, это же не фронт, найдут работу.
— Поехала бы, да его там жена с детьми ждет.
— Так зачем же ты с ним?..
— Зачем… Жить охота, любить, а он только с виду ершистый, а со мною ручной. Э, да ты еще ничего не понимаешь, а то бы за Диму уцепилась обеими руками.
— Почему именно за него?
— Или другой в запасе? Не упускай, а то будешь маяться с женатиком, как вот я. — И Катя пошла по проходу, а навстречу ей Иванов!
Рядом они походили на дерево и куст. Иванов — чуть выше плеча Кати, квадратненький, рыжий. Разве можно любить такого страшнеца? И тут ей пришло в голову: а Игорь какой? Представила его таким, какого провожала на фронт, в хлопчатобумажной форме цвета «хаки», сапогах, пилотка в руке, а курчавые волосы треплет ветерок. И рост у них… она ему чуть выше плеча. Но при чем тут Игорь? У них совсем другие отношения, дружеские. Самые лучшие друзья. Он вернется, они посмотрят друг другу в глаза и поймут: все страшное позади.
К делу, нечего думать о… если бы нечего, так и не думала бы. И все же работа не ждет. Все шло теперь нормально. Колец целый ящик, чистенькие, матово-светлые: симпатичные. Куда их ставят, в какое оружие? Этого никто не скажет, да она и не спросит, сейчас не время для любопытства. Ясно — для фронта. И очень нужны, иначе не делали бы. Теперь только самое, самое необходимое делают. В общем, с этим станочком у нее все по-мухински: тики-так. И вдруг:
