— Я за клуб! — весело сказала она. — Славик, потопаем?
— Не… спать охота. Да там и без меня для вас кавалеров целый полк, раз погода нелетная. Вон Зину берите развлекаться.
— Насмехаешься над старой? А вот возьму и пойду.
Но Зина только грозилась, куда уж ей оторваться от Славика… Пана с Алей вытряхнули из своих лыжных костюмов землю, умылись, причесались и налегке, без жакетов отправились в клуб. Идти было не очень далеко, Пана знала дорогу. Вошли и удивились: сплошные военные. Девчата только из столовой, судомойки, их всего три. Зал невысокий, освещен же прилично. В углу на столе поставлен стул, а на нем баянист.
— Чего это они его как на сцену посадили? — спросила Аля.
— Чтоб слышно было. Внизу шарканье ног музыку заглушает, — ответила Пана, оглядывая многочисленных кавалеров заблестевшими глазами.
С выпущенным на лоб локоном, как у киноактрисы Любови Орловой, перетянутая по тонкой талии поясом куртки, высокая, стройная, тронь — заиграет, Пана танцевала легко, непринужденно болтая с кавалерами.
Аля тоже кружилась в вальсе, ловко вышагивала фигуры фокстрота и была где-то далеко-далеко от войны…
Только танца через три она заметила, что Пана танцует с единственным среди летчиков танкистом. Это неспроста, уж не из-за него ли Пана сюда и явилась?
К Але подошел невысокий смуглый летчик, волосы и глаза чернющие. В медленном танго, с каждым шагом все теснее прижимал ее, пока не обнял цепко, так, что она не могла отступить.
— Пустите меня, пожалуйста…
— Подумаешь, недотрога! Зачем тогда пришла? — и не отпускал.
Она выдернула руку, стала отрывать его руки от себя. Покраснела, понимая, что все это похоже на драку.
— Разрешите окружить… заботой и вниманием, — прогудел рядом приятный баритон, и две сильные руки легко отстранили от Али назойливого кавалера.
Глянув в резко очерченное, словно вырубленное, лицо с глубоко сидящими глазами, Аля шепнула своему спасителю:
— Спасибо, — и кинулась к Пане. — Я ухожу!
— Иди, я еще немного повеселюсь, — сказала Пана, мельком глянув на подругу, и опять повернулась к своему танкисту. И он не сводит глаз с Паны.
У дверей ее заступник улыбнулся и стал похож на мальчишку, так хороша его белозубая улыбка:
— Я провожу? — и просительно глянул в ее глаза, все улыбаясь.
— Нет-нет, я сама…
— Проводить — долг чести, — и, хромая, летчик поспешил за нею.
Ранен. Смешной какой-то со своим долгом чести. Может, ему утром в полет. Не обидеть бы. Пусть проводит, здесь недалеко.
