Малая Бронная | страница 105
— Но вам же трудно?
— Это я поблажку ноге даю, а перед вылетом бегом к самолету, без всяких байроновских прихрамываний.
Она представила, как он бежит к самолету, пересиливая боль, чтобы не заметили командиры, и посмотрела на него с уважением. Он, все улыбаясь, сказал:
— Истребители не выносят жалости.
— А разве я…
Они прошли через полутемный коридорчик на улицу. А там вовсе темень, и тумана как не бывало! В небе четвертушка луны, а в лицо — ветер. Побежать бы во весь дух к темнеющему вдали прямоугольнику казармы, но провожатый Али не сможет, нога не позволит, придется плестись рядом. Там, в зале, она разглядела, что в петлицах ее агрессивного кавалера три кубика, и у этого летчика тоже три, значит, равны по званию, старшие лейтенанты, почему же тот беспрекословно уступил, ни слова не возразил, когда его отстранили сильные руки Алиного заступника? Она решилась спросить.
Летчик безмятежно улыбался.
— С «ястребками» бомбовозы никогда не спорят.
— Почему?
— Вероятность гибели различна.
Конечно, гибнут и бомбардировщики, и они, бывает, вступают в бои, но у истребителя всегда только бой. Аля тут же пожалела о своем вопросе.
И вот она, эта вестница опасности — тревога. Тонкий из-за отдаленности, но такой знакомый, пронзительный вой прорезал ночной воздух.
Мимо них уже бежали летчики, во весь дух, гурьбой. Все те, что только что танцевали, и ее обидчик тоже… А спутник шел себе, тихонько прихрамывая, даже папиросы вынул из кармана галифе.
— Гробанул я свой «ястребок», жду новую машину. — И, помолчав, добавил: — С машинами туго, а бои беспрерывно.
За прямоугольным силуэтом казармы полыхало зарево.
— Пожар? Но что может гореть за казармой? — остановилась Аля.
— Заградительный огонь, — сказал летчик. — А вот и «хейнкели».
— Бомбардировщики?
— «Хейнкели» — тяжелые бомбардировщики, бросают чушки до двухсот пятидесяти килограммов, скорость триста двадцать — триста пятьдесят километров в час. Эх, мне бы «ястребок»!
«Ястребки»… Кто в Москве не знал их стремительности, бесстрашия, молниеносных атак и часто мгновенной гибели? Эту машину и летчика все принимали за единое целое, и машину и летчиков называли ласково — «ястребки». Они были любимы, за них замирали сердца и при победах ликовали.
— А вы на парашюте спаслись?
— С этим у нас сложно, как-то не успеваем. Посадил машину, но на честном слове, подбили нас, ему крылышки, мне ногу.
Характерный прерывистый гул немецких самолетов, едва слышный сквозь артиллерийскую канонаду, приближался. До казармы оставалось метров пятьсот, когда с ее крыши взорвалась частыми выстрелами зенитная установка. Летчик крикнул:
