Начальные три курса химии осенью 2015 года я получил в Ростовском онкоинституте. Ложился в больницу на три дня: в первый день брали анализы, во второй ставили капельницу, в третий снова брали анализы и следили за тем, как я перенес препараты. Переносил неплохо; единственное, раздражало, что капают несколько часов. Не хотелось терять время, ведь его у меня и без того немного (так, по крайней мере, я думал). Впрочем, я успешно боролся со скукой и раздражением, читая книги. Убедившись, что очередную капельницу я перенес успешно, меня выписывали. Затем примерно три недели я проводил дома — до следующего курса химии. Побочных эффектов было немного: первые несколько дней после курса сильно болели суставы ног. Боль странная: лежишь, например, в постели, и вдруг ни с того ни с сего чьи-то сильные руки будто бы скручивают твои ноги, да так, что хохочешь от этой неожиданной боли и колотишь ногами по кровати. Майя спрашивала меня: папа, что с тобой, почему ты смеешься? Я говорил: а это меня невидимые чудища щекочут. Майя смеялась и сама начинала меня щекотать: папа, смотри, невидимые чудища опять тебя щекочут! Я обнимал ее и прижимал к себе это хохочущее детское существо.
Еще одним неприятным эффектом была глухота: я натурально становился тугоухим. Слышал еле-еле. Левое ухо не слышало почти совсем, с правым было получше; ну как получше — терпимо. Со мной говорили, как со стариком. При мне включали телевизор погромче. Сразу после химии глухота нарастала; затем слух частично возвращался, но начинался очередной курс химии, и становилось еще хуже. Впрочем, я это мог как-то перетерпеть. Ни рвоты, ни головной боли — ничего такого не было. Почки тоже работали нормально, а ведь врачи боялись больше всего за них: препараты нефротоксичны. Аппетит я не терял: напротив, во время химиотерапии стал возвращать потерянные килограммы.
Дома между курсами химии я ходил с марлевой салфеткой на пустой орбите глаза. Майе было очень любопытно, что там у отца под марлей. Яна сказала ей, что у папы болен глаз; но как именно выглядит больной глаз, не сказала. Помню, той осенью гуляла эпидемия гриппа. Профессор Светицкий предупреждал меня, что болеть крайне нежелательно: можно подхватить менингит; на фоне химиотерапии иммунитет ослаблен, и любая инфекция может стать серьезной опасностью. Майе же подхватить инфекцию в детском садике было раз плюнуть. Поэтому мы старались свести мое общение с семьей к минимуму (насколько это вообще возможно в пределах одной квартиры); я носил ватно-марлевую повязку и спал отдельно от всех в гостиной на диване. Однажды, лежа на диване, я проснулся от легкого прикосновения к лицу, заворочался и открыл глаз. Услышал топот и увидел, как Майя убегает в спальню. Похоже, она хотела приподнять марлевую салфетку на глазу, чтоб посмотреть, что у меня под ней. На пороге спальни она обернулась, увидела, что я смотрю на нее, вернулась и обняла меня. Было раннее утро, Яна и Влад еще спали; Майя довольно часто просыпалась раньше всех.
