Я поднял колено и уперся локтем в него, прижался головой к ладони.
— Эгоистично обременять тебя всем этим, знаю. Просто… я не знаю, что делать.
Рен изменил облик, а я даже не заметил. Он сидел напротив меня и медленно потирал ладони, глядя на них, пока подбирал слова. А потом он сказал:
— Ты всегда был сильнее.
Моя рука опустилась. Я пораженно уставился на него.
— О чем ты? Ты вообще слушал?
— Конечно. Твоя история… поразительна. Она дает мне надежду. Ты дал мне надежду.
— Я не это хотел сделать.
— Нет. Просто…
— Что? — спросил я.
Он взглянул на меня.
— Ты знаешь, почему будущий я искал тебя в джунглях?
— Да. Ты хотел, чтобы я помог тебе разрушить проклятие.
— Да. Конечно. Но часть меня точно боялась делать это без тебя.
— Это звучит странно.
— Но так и есть. Ты всегда был смелым, Кишан.
Я покачал головой.
— Ты — лидер, Рен. Не я.
— Ошибаешься. Да… да… я был дипломатом. Очаровывал богачей, сплетая красивые слова, но ты был воином. Для тебя Джесубай была давно, а для меня недавно. Я понял, почему она любила тебя. Она смотрела на тебя, как я. Тебе всегда было удобно в своей шкуре. Любимец мамы. Любимец Кадама.
— Это не важно. И ты смелый. Ты бился рядом со мной, одолел Локеша и спас мир много раз. Я не видел тебя таким сосредоточенным на битве.
Он опустил голову.
— Тогда я любил ее. То есть, полюблю.
Я хмыкнул.
— Любил. И полюбишь.
— Как и ты.
— Да.
После напряженного момента он спросил:
— Ты сделаешь это?
Я знал, о чем он.
— Устроишь проклятие?
Он кивнул.
— Не знаю.
— Тогда… — Рен встал и отряхнул руки о белые штаны, пачкая их. — Думаю, тебе лучше понять это, — он пошел к двери, посмотрел на чистое небо. Рен глубоко вдохнул и сказал. — Если это поможет, я знаю, что ты примешь правильное решение.
— Как ты можешь быть в этом уверен?
Он оглянулся через плечо и ослепительно улыбнулся.
— Потому что ты — Сохан Кишан Раджарам, — Рен вернулся в клетку и провел рукой по пруту. — Ты не должен принимать решение сегодня. Похоже, в моем будущем достаточно неприятностей, что хуже пребывания в клетке.
Я встал, схватил его за плечо и развернул.
— Ты говоришь, что хочешь, чтобы я продал тебя завтра? Чтобы ты оказался в плену на триста пятьдесят лет? Стереть тебе память, чтобы наш разговор не остался, чтобы дать тебе покой?
Рен покачал головой и знакомо сжал мою руку.
— Я говорю, что я твой в жизни, брат, и твой в смерти. Ты поймешь, что делать.
Его уверенность во мне была непоколебима. Мои глаза щипало от непролитых слез. Он хотел отдать себя так, зная, что его будущее было пыткой, избиениями и жертвами, каких было больше, чем должно быть у человека. Это заставило меня уважать его сильнее.
