Поднимался самолет целую вечность. Руки буквально отрывались, но я упорно держался, не желая елозить по загаженному баку. Наконец «Ил-62» начал выравниваться, и мне стало полегче. Все четыре мотора располагались у самолета в хвосте; рев стоял оглушительный, а вибрировало так, что, казалось, меня вот-вот разорвет на части. А потом случилось то, чего я ждал: кто-то пошел в туалет.
Глядя вверх, я видел, как пассажир спускает брюки, потом трусы, и наконец надо мной нависла пара пухлых розовых ягодиц, волосатые яйца и длинный тонкий хрен, болтающийся перед ними. Все это покачивалось и приплясывало, почти заслоняя от меня и без того неяркий свет. На миг я задумался о том, какая сейчас физиономия у обладателя всего этого богатства. Должно быть, весь взлет он просидел, сжав коленки, при первой же возможности прибежал сюда и теперь опускается на унитаз с блаженным облегчением на лице. Знал бы он, что поджидает его в глубинах сортира – определенно, так бы не радовался!
Я поднял пистолет – особенный, стреляющий дротиками, какими хозяева зоопарков усыпляют диких зверей. Работает он на сжатом воздухе, стреляет крошечными иглами размером с булавку. Попав под кожу и сделав свое дело, такая игла немедленно рассасывается. Громкий хлопок, отразившись от стальных стен, оглушил меня, словно праздничный салют, – и игла с мощной дозой сколина вонзилась бедняге в правое розовое полушарие. Он удивленно вскрикнул, начал вставать, чтобы посмотреть, что его укололо, – а тем временем сколин уже всосался в кровь. За секунду, не более, пассажира, еще миг назад свежего и бодрого, охватила необоримая сонливость: поднявшись на ноги, он уже не помнил, зачем встал, а рухнув обратно на толчок, заснул сном младенца.
Я отвинтил и вытащил четыре болта, затем, упираясь ногами в скользкий пол и напрягая все силы, сдвинул с места унитаз вместе с пассажиром. Очень старался, чтобы он не слетел на пол – на шум могла прибежать стюардесса. Пассажир оказался увесистый, и целая минута прошла, прежде чем я сдвинул толчок настолько, чтобы пролезть в образовавшуюся щель. Надо было подождать, пока кто-нибудь войдет и запрет дверь изнутри – иначе я не смог бы безопасно покинуть свое укрытие. Бедолага, попавшийся мне под руку, был высок и крепок, на вид лет сорока пяти, судя по короткой стрижке и плохо скроенному костюму, русский. Впрочем, личность его меня мало интересовала.
Я вымыл и тщательно вытер полотенцем руки в резиновых перчатках. Потом снял перчатки – скользкие пальцы сейчас могли все испортить. Вставил в уши затычки, повернул их, чтобы прилегали плотнее, снял с пояса две светошумовые гранаты. Запал у них был двухсекундный, и мне вовсе не хотелось, чтобы гранаты взорвались у меня под ногами. Но и торчать в салоне самолета дольше необходимого тоже не следовало. Вооруженная охрана самолетов Аэрофлота проинструктирована стрелять на поражение в каждого, кто выглядит или ведет себя подозрительно. И что, спрашивается, она подумает о человеке, который выйдет из уборной в гидрокостюме и кислородной маске, обвешанный оружием со всех сторон?
