— Возьмите Ака-Махсума, — напомнил Маджид. — Он повздорил однажды с этим же самым ученым богословом. И ведь осрамил его, да еще как! В праздник, при всем честном народе. Улем направлялся в мечеть, весь разодетый, в златотканом халате, на коне, украшенном дорогой сбруей. Ака-Махсум на виду у тысячной толпы схватил улемского коня под уздцы и давай во всеуслышание костить ученейшего из мулл. И ростом мал, и хил Ака-Махсум, а не струхнул.
— Отвага, она не измеряется ростом да силой! — сказал Хамра-Силач. — Вот и успех любого дела зависит от усердия да старания. Усердный человек, что искра, хоть и мала, а куда ни упадет, все сжигает. А нерасторопный и малодушный — что ком высохшей глины, хоть и велик, а упадет — только пыль от него и остается.
— Хайдарча, не останавливайся на полдороге! Дальше рассказывай, а мы послушаем о проделках этой трусливой братии, — попросил Рузи-Помешанный.
— По словам Махмуд-Араба, Кори Ибод сам сглупил. По его словам, он сам, лично, не раз советовал Кори Ибоду держать себя потише и поуважительнее со старшими муллами, но тот пренебрег его советами. И в результате — позор, срам. Вот, к примеру, Муллабозор и Кори Захид, они похлеще грешили, но умели подлаживаться к старшим и потому не слыли «бесстыдными». Даже когда Муллабозор прикончил Кори Захида, муллы не выдали его.
— Небось, в честь знаменитого Кукельташа Кори Захида причислили к святым мученикам, — добавил Рузи-Помешанный. — Во истину, это достопримечательность медресе: живешь ты там, или сгинешь там — все одно ты в выигрыше. Ведь, убив Кори Захида, сам Муллабозор приобрел славу борца за веру.
— Не знаю уж, какую славу заслужил в тот раз Муллабозор, но наслышан я, что позже, когда он попался в Пешкухе на убийстве, люди стали почитать его как шахида, — пояснил Хайдарча.
— Ну и как, выставили Кори Ибода из медресе? — спросил Курбан-Безумец; ему очень хотелось, чтобы Хайдарча возобновил свой рассказ.
— Если верить Махмуд-Арабу, кукельташские авторитеты плели интриги, придумывали кучу хитростей, чтобы выдворить Кори Ибода, но так ни с чем и остались. «Но уж ругательски ругали они его, срамили-и!» — не раз повторял при этом Махмуд-Араб.
— Важные муллы, можно сказать, сообща были против одного съемщика чужой хиджры, как же они его не одолели? — заинтересовался я. Махмуд-Араб пояснил:
— Кори Ибод занимал келью Халимбая, сынка богатея. Ну и гнусный же тип, этот Халимбай! Кори Ибод сводил его с такими же мерзавцами и втерся к нему в доверие. Как муллы ни увещали Халимбая вышвырнуть из кельи «этого проходимца Кори Ибода», он выпроваживал мулл, а Кори Ибода неизменно оставлял у себя. Келья — собственность бая и потому муллы были бессильны.
