Примерно в это время Ларри привел в наш дом Дональда и Макса. Макс был долговязым австрийцем с вьющимися светлыми волосами, такими же усиками, казавшимися элегантной бабочкой, присевшей на верхнюю губу, и пронзительно голубыми добрыми глазами. Англичанин Дональд, с другой стороны, был бледнолицый коротышка из тех, кто производит первое впечатление не только косноязычного, но и совершенно безликого человека.
Ларри познакомился с этой несуразной парой в городе и радушно пригласил их домой на парочку коктейлей. То, что они приехали уже сильно подогретые в два часа ночи, нас не особенно удивило, так как мы уже успели привыкнуть, ну или почти успели, к его знакомцам.
Мать из-за сильной простуды легла спать рано, другие тоже разбрелись по своим спальням, и только я еще бодрствовал. Дело в том, что я ждал возвращения Улисса: после своих ночных полетов он набрасывался на ужин из мяса и рубленой печени. Я читал в постели, когда до моего слуха донеслись неразборчивые голоса в оливковой роще. Сначала я решил, что это крестьяне так поздно возвращаются со свадьбы, и не обратил внимания. Но какофония становилась все ближе и ближе, к голосам добавились топот подошв и звяканье стекла, и я подумал, что это ночные гуляки едут по дороге в экипаже. Песня, которую они затянули, звучала как-то не по-гречески. Кто ж это такие? Я вылез из постели и высунулся в окно. Экипаж свернул с главной трассы на подъездную дорожку. Все было отчетливо видно, поскольку сидевшие сзади устроили прямо в экипаже маленький костерок. Меня это озадачило и заинтриговало, а огонек плясал среди деревьев и неуклонно приближался.
Тут с ночного неба бесшумно спустился Улисс, такой созревший одуванчик, и сел на мое голое плечо. Я его стряхнул и принес тарелку с едой, которую он принялся клевать и заглатывать, издавая горловые звуки и поглядывая в мою сторону своими сияющими глазами.
К тому времени экипаж медленно, но верно подъехал к нашему дому. Я снова выглянул в окно и был захвачен увиденным.
То, что я принял за костерок, оказалось двумя большущими серебряными канделябрами в руках у незнакомцев на заднем сиденье, а в них горели огромные белые свечи из тех, что зажигают в церкви Святого Спиридона. Мужчины громко и не в лад, но с большим воодушевлением пели «Деву гор», пытаясь по возможности разложить свои партии на голоса.
Наконец экипаж остановился перед ступеньками на веранду.
– «В семнадцать…» – выдохнул чисто британский баритон.
