Утром девушку уже тянуло поскорее в цех, чтобы ещё и ещё раз проверить своё растущее умение. И постепенно из ученицы, которая изо всех сил старается действовать быстрее, чтобы поспеть за другими, она превращалась в настоящую мастерицу, работающую будто бы и неторопливо, а на самом деле быстро, будто бы небрежно, а на самом деле с величайшей, незаметной для постороннего глаза тщательностью.
Меньше чем через год Валя уже посылала матери столько, что осиротевшая семья вздохнула полной грудью. «Спасибо тебе, теперь на всё хватает, не надрывайся, родная, думай о себе! Все соседи мне завидуют, что у меня такая добрая дочка», - писала ей Зинаида Васильевна. Но Валя и не думала надрываться. Вступал в силу закон мастерства. Чем глубже вникала она в дело, чем выше поднималась её выработка, тем легче ей работалось, тем меньше чувствовала она усталость.
К этому времени товарки по цеху заметили у молодой работницы и ещё одну черту, к которой разные люди отнеслись по-разному. Работница, на щеках которой, как казалось, ещё сохранялся деревенский загар, вдруг неожиданно оказалась очень требовательной, или, по-старому, по-фаб-ричному говоря, «горластой». Неодинаково относится человек к недостаткам, мешающим ему. Одни стараются недостатки не замечать, авось, мол, всё как-нибудь само собой исправится, другие отворачиваются от них с надеждой: «Я, мол, за тобой не заметил, а потом ты мне тоже потачку дашь», а третьи, движимые желанием всё исправлять и улучшать, говорят обо всём, что им кажется неправильным, несправедливым, мешающим делу, прямо в глаза, не боясь причинить человеку неприятность.
Ещё с детских лет Валя поступала, как эти третьи. Недаром и звали её в деревне: «Ёжик». Теперь её характер стал бурно проявляться в цехе. Чуть что не так, она тащит помощника мастера или мастера, устраивает ему при всех крупный, а иногда и шумный разговор.
- Поостереглась бы ты, девка, тебе ведь с ними не один день работать, - советовали ей иные умудрённые жизнью прядильщицы, про себя, однако, одобряя эту девичью нетерпимость.
- А чего мне стеречься, разве я не права?
- Права-то права. А всё же для чего против себя людей настраивать? Не лучше ли тишком да ладком?
- Раз права, какой разговор? Что положено, делай, и хорошо делай. А сердятся, ну и что ж, я за них замуж не собираюсь!
Валентина не унималась. На общих и на комсомольских собраниях частенько слышался её резкий, напористый голос. Ремонтировщики, помощники мастеров, мастера стали побаиваться шустрой, языкастой молоденькой прядильщицы, её смелых, насмешливых глаз, её острого язычка. «Настырная девчонка!» - говорили они. И на это прозвище пожилые доброжелательные люди обращали внимание девушки. Но Валентина, тряхнув своей каштановой косой, беспечно говорила:
