Проселочная дорога шла вдоль берега, и мы в последний раз взглянули на арену нашего немыслимого поражения. На воде колыхались тлеющие останки «Кристиана Восьмого». От обугленного корпуса до сих пор шел дым. У кромки воды валялись куски мачт и рей, выброшенные на берег взрывом. Похожие на муравьев, очищающих кости мертвого льва, немцы уже деловито сновали, спасая уцелевшие обломки того, что еще несколько часов назад было гордостью датского флота.
Мы миновали южную наземную батарею, с которой сражались целый день и которая в итоге решила нашу судьбу. Даже самым необразованным из нас не нужно было загибать пальцы, чтобы оценить огневую мощь противника. Четыре пушки! Всего четыре пушки… Битва Давида с Голиафом, и Голиафом были мы.
По пути нас обогнали несколько повозок. В них сидели офицеры с «Кристиана Восьмого» и с «Гефиона», тоже направлявшиеся в Рендсбург, к месту своего будущего заточения. Когда они проезжали мимо, мы им отдали честь; офицеры ответили и скрылись в облаке пыли. Мы услышали грохотание еще одной повозки и смех. Мимо нас проехали голштинские офицеры. Среди них возвышался какой-то мужчина без головного убора.
Малыш Клаусен и Эйнар переглянулись.
— Гореть мне в преисподней! — воскликнул Малыш Клаусен. — Это ж Лаурис был!
— А я говорил. Он вознесся на небо и спустился на землю.
Лицо Малыша Клаусена скривилось от смеха.
— Мне плевать, как он это проделал! Главное, что жив остался.
Проехав немного, повозка остановилась. Офицеры вышли и стали пожимать Лаурису руку. Один сунул ему в карман пальто бутылку с самогоном. Другой дал денег. Затем они помахали и скрылись из глаз. Лаурис все стоял пошатываясь. Малыш Клаусен окликнул его. Лаурис посмотрел в сторону товарищей и неуверенно поднял руку. Солдат-немец схватил его за рукав и втолкнул в строй между двумя марстальцами.
— Лаурис! — воскликнул Малыш Клаусен. — Я думал, ты умер.
— Я и умер, — ответил Лаурис. — Я видел задницу святого Петра.
— Задницу святого Петра?
— Да, он задрал свою тунику и показал мне задницу.
Тут Лаурис выудил из кармана бутылку и хлебнул бесцветной жидкости. Затем протянул бутылку Малышу Клаусену, тот сделал большой глоток и передал пойло Эйнару, который пока не произнес ни слова.
— Понимаете, — сказал Лаурис, — когда святой Петр показывает кому-то задницу, значит время этого человека еще не пришло.
— И потому ты решил вернуться на землю.
Это Эйнар взял слово. Его лицо просветлело, в голосе послышалось облегчение, словно ему вынесли оправдательный приговор.
