Я не хотела больше никому говорить о своей болезни. Почему так разозлился Билл? Почему он не мог обнять меня, сказать, что все будет нормально? Возможно, меня и не надо утешать. Билл прав. Доктор Бакли мог ошибиться. У меня не может быть ревматоидного артрита.
Я повернулась, чтобы идти домой, но ноги сами понесли меня назад. Я вернулась к пятому корту. Пять лет я играла на этом корте… Пять лет жестких нагрузок… Все это время Билл был со мной рядом, тренировал меня перед турнирами, у нас были общие радости.
— Скоро я снова буду играть, — сказала я, коснувшись сетки. — Ничто меня не остановит. Ничто.
Начало мая. Я глотала болеутоляющие через каждые четыре-шесть часов и плохо спала. Я жила словно в летаргическом сне — никакой энергии. Слишком быстро надвигались июнь и июль, а с ними выпускные экзамены. Пожалуйста, кто-нибудь, нажмите на паузу. Я решила не откладывать экзамены. Не хотела, чтобы жизнь двинулась вспять. Я должна была их сдать.
Я не собиралась отставать от всех.
Медицинская сводка
Доктор Бакли вместо напроксена прописал Препарат Номер Два — индометацин. Это нестероидный противовоспалительный препарат из группы таких препаратов. Доктор сказал мне, что он облегчит скованность, воспаление и боль в суставах. Я едва могла выговорить названия этих лекарств, просто надеялась, что они помогут.
Ревматоидный артрит был у меня уже шесть недель, и боль все усиливалась.
Мама теперь спала в моей спальне. По ночам я мучилась. Мое тело каменело в какой-то позе. Мне казалось, что я приклеена к матрасу, вколочена в простыни. Я с трудом поворачивалась на другой бок.
— Мама, мне больно, мне больно, — стонала я.
Глубинная, ноющая боль разливалась ночью по всему телу, мне казалось, что она никогда не пройдет, и я не знала, как мне дожить до утра. Почему все так резко поменялось за какие-то шесть недель? Мы с мамой делали дыхательные упражнения. Под утро я проваливалась в сон под песни Энии, маминой любимой певицы.
— Элис, тебя к телефону, — крикнул папа.
Я попыталась встать с дивана. Поставила ногу на пол, и тут ее пронзила острая боль. Я поморщилась.
— Я не могу двигаться, — в отчаянии сказала я. — Я не могу двигаться. Папа, посмотри на меня. Что происходит?
Папа подбежал ко мне, на его глазах я увидела слезы.
— Проклятье, — еле слышно выругался он и позвал маму.
— Можно я приеду и повидаюсь с ней? — спросил Себ. — Я хочу ее увидеть.
Себ с трудом понимал мою ситуацию. Я знала, что он хотел быть со мной. Хотел помогать мне, поддерживать. Но…
