- Да… Товарищи коммунисты и комсомольцы, вам ясно, для чего мы пришли сюда? Советские люди с любовью и надеждой смотрят на своих освободителей. Мы боремся за Советскую власть, за свободную, счастливую и радостную жизнь нашего народа. Близок день, когда вся наша земля будет очищена от коричневой чумы… За наши славные дела Родина скажет спасибо…
Ольшанский, Головлев, Чумаченко, Лютый попрощались с нами и направились к соседнему домику. Через некоторое время я снова увидел своих командиров - они шли к элеватору. Чумаченко с ними не было. Он остался в конторе.
Мы находились на боевых постах. Миша Хакимов сидел на ящике и обтирал рукавом затвор противотанкового ружья. Я смотрел на деревянные домики, расположенные недалеко от нас. Откуда появятся гитлеровцы? Почему-то казалось, что они должны идти по нашему следу от Южного Буга. Там, вытащенные на берег, остались семь рыбацких лодок. Увидев их, фашисты всполошатся. Вызовут собак-ищеек. Найдут убитых часовых.
- Ребята, фашисты! - крикнул Иван Дементьев, сидевший у амбразуры, недавно пробитой нами.
Мы все устремились к нему.
Было половина восьмого. Дул холодный ветер. По небу плыли белесые снежные облака. Начинался пасмурный день 26 марта 1944 года. Через маленькую пробоину хорошо была видна шоссейная дорога, ведущая из Николаева в порт. По ней шла рыжая лошадь, впряженная в телегу, на которой, свесив ноги, сидели два солдата с автоматами. Они свернули в нашу сторону.
- Снимем? - тихо спросил Дементьев у Бочковича.
- Подождем, - ответил старшина.
Подъехав к сарайчику, солдаты спрыгнули на землю и, как видно, продолжали начатую беседу. Потом они стали грузить ящики.
- Гребенюк, Павлов, Медведев! - подозвал нас Бочкович. - Тащите сюда фрицев.
Только мы показались в дверях, как оба солдата шарахнулись в разные стороны. Я прицелился и выстрелил. Один свалился, но снова поднялся, пытаясь бежать. Павлов и Гребенюк догнали его. Выстрелил во второго. Он пошатнулся, но успел скрыться за углом дома. Напуганная выстрелами лошадь шальным галопом помчалась на шоссе.
- Как же ты, Медведев, не добил второго, - укоризненно заметил Бочкович, подходя к втащенному в сарай фашисту, который испуганно что-то бормотал.
Немного знавший немецкий язык Ефим Павлов сердито посмотрел на солдата и перевел:
- Говорит, что он рабочий, остальное не разберу.
- Вот брехун, - с презрением плюнул в сторону Прокофьев.
- Положить в угол и накрыть мешками, - распорядился Бочкович, а раненому, продолжавшему повторять «я рабочий», крикнул: - Замолчи! -Тот замолчал. - Занять места! Сейчас гитлеровцы пожалуют.
