— Прости? Ты спешил спасти мир, но остановился, чтобы помочь какому-то старику? Ты… герой!
— О, я бы не сказал, что я… — Лобзанг замолчал. Она не сказала «Ты герой!», тем же тоном, каким говорят «Ты звезда!», это скорее прозвучало, как «Ты идиот!»
— Я видела немало тебе подобных, — продолжала Сьюзен. — У героев очень странное понимание элементарной математики. Если бы ты разбил часы перед тем, как они ударили, всё было бы чудесно. А сейчас мир остановился, нас захватили, и, возможно, мы все умрём, просто потому что ты остановился, чтобы кому-то помочь. Я хочу сказать, весьма достойный поступок, но очень, очень… человеческий.
Она произнесла последнее слово, словно подразумевала «очень, очень глупый».
— Хотите сказать, что для спасения мира нужны холоднокровные придурки? — сказал Лобзанг.
— Холоднокровие не вредит, признай это, — сказала Сьюзен. — А сейчас, может, пойдём и посмотрим на часы?
— Зачем? Всё уже случилось. Если мы разобьём их, то сделаем только хуже. Кроме того, уф, волчок начинает вращаться быстрее и я…
— Опасаешься, — сказала Сьюзен. — Хорошо. Осторожность разумное чувство. Но мне надо кое-что проверить.
Лобзанг постарался взять себя в руки. Странная женщина распространяла вокруг себя ауру человека, который точно знает, что он делает, и что делают все остальные, а, если начистоту, какой ещё выбор у него оставался? И тут он вспомнил о кувшине с йогуртом.
— Это значит что-нибудь? — спросил он. — Я уверен, что его сбросили уже после того, как остановилось время.
Она взяла кувшин и оглядела его.
— О, — она сказала рассеяно. — Здесь был Ронни.
— Ронни?
— Ох, ну все знают Ронни.
— Что это значит?
— Скажем так, если он нашёл твоего друга, то он будет в порядке. Наверное в порядке. В большем порядке, чем если бы его нашло нечто другое. Послушай, сейчас не время беспокоиться об одном человеке. Холоднокровие, помнишь?
Она вышла на улицу. Лобзанг последовал за ней. Она шла так, будто улица безраздельно принадлежала ей. Она осматривала каждую подворотню и дверь, но вовсе не с испуганным выражением жертвы, ожидающей нападения. Лобзангу даже показалось, что она была раздосадована не найдя ничего опасного среди теней.
Она приблизилась к магазину и вошла внутрь, чуть помедлив, чтобы рассмотреть цветок разбитого стекла. На её лице читалось, что это достаточно заурядное явление, и что она видела много гораздо более интересного. Она прошла дальше и остановилась у двери в мастерскую. Из трещины всё ещё шёл свет, правда, уже куда более тусклый.
