Лобзанг развернулся и сконцентрировался, позволив времени вновь набрать скорость.
Он подбежал к Лю-Цзы и поймал его прежде, чем он упал на землю. Из ушей старика шла кровь.
— Я не могу, парень, — пробормотал дворник. — Давай! Беги!
— Я же смог! Это легко, как бежать с холма!
— Только не для меня!
— Я не могу бросить вас здесь!
— Спаси нас бог от героев! Доберись до этих чёртовых часов!
Лобзанг медлил. Ответный разряд уже появился из туч, летящая вниз сияющая игла.
Он побежал. Молния целила в магазин в нескольких зданиях от него. Он уже мог разглядеть часы, висящие над его окном.
Он всё быстрее несся сквозь поток времени, и тот отступал. Но молния, опередив его, ударила в железный прут на крыше дома.
Окно было ближе двери. Он пригнул голову и прыгнул, осколки стекла брызнули в стороны и замерли в воздухе, часы скатились с прилавка и остановились, словно попали в невидимый янтарь.
Перед ним была ещё одна дверь. Он схватился за дверную ручку и потянул, чувствуя чудовищное сопротивление куска дерева, который заставляют двигаться в ощутимой близости от скорости света. Едва она отворилась на пару дюймов, он увидел в щель молнию, медленно текущую по железному пруту в самое сердце часов.
Часы ударили час дня.
Время остановилось.
ти…
Молочник Соха мыл бутылки в раковине, когда воздух вокруг него потемнел, а вода застыла.
Он некоторое время задумчиво смотрел на неё, а затем с видом экспериментатора поднял одну из бутылей над полом и отпустил.
Она осталась висеть в воздухе.
— Чёрт, — сказал он. — ещё один идиот с часами?
Того, что он сделал потом, обычно не происходит на молочных фермах. Он прошел к центру комнаты и сделал несколько пасов руками.
Воздух посветлел. Вода вновь заплескалась. Бутыль вроде бы разбилась, но Ронни обернулся и, взмахнув рукой, заставил стеклянные осколки вновь срастись вместе.
Затем Ронни Соха вздохнул и прошёл в сепараторную. Большие широкие бочки уходили вдаль, и, если бы Ронни когда-нибудь разрешил человеку заметить это, эта даль оказалась бы значительно дальше, чем бывает в распоряжении обычного здания.
— Покажи мне, — сказал он.
Поверхность ближайшего бочонка с молоком превратилась в зеркало, и на нем замелькали изображения…
Ронни вернулся в маслодельню, взял с вешалки свою кепку и прошёл через внутренний дворик к конюшне. Небо над головой было угрюмого, неподвижно-стального оттенка. Он вышел и вывел лошадь. Она была чёрной и сияла, только нечто странное было в этом сиянии, будто оно было отсветом алого пламени. Даже под серым небом красный блеск оставался на её груди и боках. И даже когда она была впряжена в тележку, она не приобретала схожести с простой лошадью, обремененной тягловой обязанностью, но люди не замечали этого, и Ронни следил, чтобы всё так и оставалось.
