В кабинет вошла Воробей с подносом, ее лицо было совершенно спокойно. Ничему не удивляясь, она поставила поднос на стол, улыбнулась Романову и молча вышла. Отец ухватил стакан в серебряном подстаканнике и сделал глоток, прищурившись от торчащей чайной ложки. Романов опять отвел глаза — было слишком похоже. Вместе с этим человеком, вместе с этой ложкой на него обрушилось все то, что он давно обернул мягкой тканью и убрал на самые верхние полки. Все унижение, все глухие разговоры с провалами пауз, стыдные и пекущие затылок объяснения, все планы побегов, вся эта многолетняя война без победителя.
— Я отвлекся, вернемся к вам, — отец с шумом отхлебнул из стакана. — Вы же всегда этого хотели, правда? Быть умным. Все знать. Видеть связи и понимать причины. Иметь дар, быть особенным. Чтобы отец перестал вас отчитывать за то, что вы пустое место, за то, что вы ничего не можете добиться. Не можете и не хотите. Так ведь он давно перестал. А вот вы все продолжаете, — голос отца зазвучал мягко и вкрадчиво. — Вон снова за старое, — отец окинул взглядом нагромождение коробок. — Опять хотите усердием взять, трудовыми мозолями, так сказать, осветить себе путь к истине. Вам же все дадено. Что же вам еще?! Нет, вам стыдно признаться себе, что вам хочется талант, вы успокаиваете себя тем, что всего-то хотите узнать, как он достался другому!
Романов наконец разозлился и с удовольствием огрызнулся:
— Послушайте, давайте без лекций. Вам, кажется, от меня что-то нужно?
— Сейчас вы все узнаете, — ласково проговорил отец. — Но еще раз постараюсь донести до вас мысль о том, что все происходящее с вами здесь, да и не только здесь, — не случайно. Все, обладателем чего вы стали, дано вам на особых условиях, которые диктую я. И мне приятно поговорить об этом, все-таки проделана определенная работа, — с едва слышным упреком проговорил он.
— И чем же я теперь обладаю? — спросил Романов, уже зная, что услышит в ответ, и почувствовал холод между лопатками.
— Вы получили свой талант, — отец демонстративно начал загибать пальцы. — Дар видеть причины и следствия, предугадывать события и немножко власти, которую так хотели. И да, чуть не забыл про мелочи — ректорство, всегда хороший кофе, а про сигареты я уже говорил.
— Я ничего этого не просил! — упрямо бросил Романов.
Его злость получила примесь стыда и неловкости, и оттого поднялась почти к горлу, ему хотелось заорать. Кто-то за секунду сменил правила игры, по которым он только-только приноровился играть и даже почти выиграл.
