— Последнее дело?
— Ну да, то, после которого ему пришлось покинуть Париж. Невесёлая история… Я тут встретил одного интересного человека. Узнал о нём совершенно случайно. Его зовут Этьен Гарнье. Тебе это имя ни о чём не говорит?
— Гарнье? — переспросил Жан-Мишель. — Гарнье… Где-то я его слышал!
— «Que dites-vous de mon appel, Garnier?..»[27] — улыбнулся Анри. — Я вот сразу запомнил эти стихи!
— «Ballade de l’appel de Villon»[28]?! — изумился Жан-Мишель. — Ну да, она же обращена к тюремному сторожу Гарнье! Так это он?!
— Он самый. Всю жизнь охранял счастливчиков, попавших в тюрьму Шатле, а теперь грустит, вспоминает старые времена. Хочешь с ним повидаться? Он помнит Вийона.
* * *
Только после полудня Жан-Мишель наконец добрался до дома. Хозяин с жаром кинулся его благодарить — во-первых, к нему приехала мадам Дюран, а во-вторых, нашлась пропавшая служанка Лизетта. В возвращении служанки никакой заслуги Жана-Мишеля не было, но всё равно хозяин на радостях снизил ему плату за жильё на весь следующий месяц.
А вечером Жан-Мишель и Анри направились на остров Сите, в хмурый, грязный, нелюбимый парижанами квартал возле тюрьмы Шатле, где жил бывший тюремный сторож Этьен Гарнье. Его дом стоял у самого Большого моста в тёмном, тесном закоулке. Здесь тянуло влажным холодом от реки.
Этьен Гарнье был уже стариком, но в ясном уме и твёрдой памяти. Сперва он показался неразговорчивым, но, когда Анри посулил угостить его вином, согласился и без промедления направился вместе с Анри и Жаном-Мишелем в ближайшую таверну.
— Рассказать про Вийона, говорите? А почему про Вийона? У меня и поинтереснее знакомцы были. Кто только в нашей тюрьме не сидел!
Когда Жан-Мишель показал старику книгу стихов Вийона, тот удивлённо покачал головой.
— Напечатали-таки! Ну надо же… Такого оборванца напечатали… А мне он тоже стихи написал! — похвастался Гарнье. — Целую балладу! Отчего же не написать? Я ему помогал, разговаривал с ним, пока он сидел в Шатле… Бумагу ему таскал и чернила… Он писал без конца, пока мог, ну и поговорить любил, ещё как… А что в тюрьме делать-то? Да, хорошие были времена, хорошие люди. Сейчас мне не с кем поговорить — в тюрьме я больше не служу… С заключёнными говорить лучше всего…
— Почему? — удивился Жан-Мишель.
— Ну, они разные есть, конечно, — продолжал старик, словно не слышал вопроса. — Есть такие, которые уже долго сидят, они сами много чего могут порассказать. А есть такие, кто идёт из Шатле прямиком на виселицу. Этих я всегда любил поучить уму-разуму. Умный человек на виселицу ведь не попадёт? Правильно, не попадёт, на то он и умный… А дураку когда-то и поумнеть надо, верно? Пусть хотя бы и перед тем, как станцевать в петле на радость людям… Да чего с них взять, с висельников, — их же всё равно вздёрнут, стало быть, им неважно, что я скажу. А мне, опять же, радость, развлечение…
