— А оказалось, что нет, — кивнул Фабрис. — Оказалось, что этот Гийом де Вийон — просто благодетель, который по доброте душевной решил помочь бедной вдове и её несчастному ребёнку…
— Ты, надо понимать, не веришь в это? — спросил Жан-Мишель. — Думаешь, он поступил так из корысти? Хотел разбогатеть?
— Нет, ну что ты… Я свято верю в это самое… неважно. Друзья, давайте выпьем за благочестие и доброту, это такая редкость в нашем испорченном, отвратительном, грешном мире! — произнёс Фабрис, и все выпили. Жан-Мишель посмотрел Фабрису в глаза и обнаружил, что тот уже изрядно пьян. Дождался паузы в разговоре и встал, но Дидье ухватил его за плечо и посадил обратно.
— Останься, нам нечасто приходится беседовать с приличными людьми, — произнёс Фабрис, глядя на Жана-Мишеля тяжёлым взглядом. — Может, стихи почитаешь? Из твоего Монкорбье-Вийона что-нибудь?
— Нет, я читать не мастер. Да и тебе Вийон не по душе.
— Он умеет читать только проповеди, — вставил Реми.
— Счастливо оставаться, — сказал Жан-Мишель и встал, но Дидье и Люк схватили его за руки и опять усадили на место.
— Подожди, мы ещё не закончили про твоего стихоплёта, — неторопливо заметил Фабрис. — Ну что ж такое, ни с кем не удаётся нормально поговорить о поэзии… Вот, недавно хотел поговорить про твоего Вийона с одним любителем книг… живёт тут неподалёку… Знаешь такой большой серый дом с флюгером в виде орла? Хотел просто поговорить — а чем кончилось? Тьфу…
Дидье, Люк и Реми заржали хором. Жану-Мишелю стало не по себе, но возмущение оказалось сильнее страха.
— Я не могу понять, почему тебя так волнует Вийон? Ты же не читаешь стихов!
— Читаю, только не такие! Поль говорил, ты теперь ходишь и повторяешь всем, что этот Монкорбье — невинная овечка, которую несправедливо засудили… талант, честный благородный человек, жертва произвола и клеветы…
— Ну и что?
— А то, что этот твой поэт давно сгнил, как падаль у большой дороги! И ты однажды кончишь так же — за глупость!
— Только после тебя.
— Да я своими руками перевешал бы всех поэтов. И их поклонников.
— За что?
— Ненавижу! — прошипел Фабрис. — А кого я ненавижу больше всех на свете, так это беспомощных слюнтяев! Таких, как ты… Их можно размазать по стенке, а они всё равно будут смотреть на тебя честными глазами, молиться, читать стихи и думать о высоком… Уроды! Вот сколько я тебя знаю…
— Ты не знаешь меня, Фабрис! И Вийона ты тоже не знаешь!
— Ну скажи мне что-нибудь живое, хоть сейчас! Ну покажи мне у этого Вийона хоть одну действительно крепкую, злую строку, где он назвал вещи своими именами! Чтобы я понял, что он мужчина, который может дать по морде! Но он не мог… читал я его стихи! Тьфу!! Этот дурак Поль ещё возмущался, что Вийон писал на жаргоне… А ну, Дидье, скажи что-нибудь!
