Как только последний, восьмой, спустился вниз и занялся драже, паладин закрыл коробку и быстро начертил на ней запирающий знак. Никуда теперь пикси не денутся из коробочки, в этом Альберто был уверен. Его знаки всегда работали, как объяснил ему как-то один храмовник – потому, что, во-первых, Альберто неуклонно сохранял обет, во-вторых, был девственником, и в-третьих, чуточку имел склонность к магии. Совсем немножко, но для паладина вполне достаточно, чтобы научиться кое-чему особенному. Храмовник, кстати, тогда же предложил ему подать прошение о переводе к ним, мол, такие таланты особенно нужны именно там. Альберто как представил себе жизнь с храмовничьей дисциплиной, так чуть не взвыл, и наотрез отказался по доброй воле туда идти.
На всякий случай паладин еще раз прислушался. Слушал, конечно, не столько ушами, сколько паладинским чутьем. Вроде бы все было спокойно… о, нет. Под кроватью, у самой стены, он почуял движение и присутствие какого-то существа. Не похоже, чтоб пикси, но паладин решил, что дело надо довести до конца. Он нырнул под кровать, ругнулся, обнаружив, что нерадивые горничные пыль под ней протирают хорошо если раз в месяц. Существо замерло у стены, глядя на паладина красными бусинками глаз. Черти его знают, что такое, но паладин особой опасности от существа не чуял, потому резко выбросил вперед руку, схватил его, ощутив под пальцами грубоватую шерстку. Мышь или крыса? Для мыши крупно, для крысы мелко. Альберто чуть придушил существо, чтобы не дергалось, развернулся под кроватью и начал вылезать.
И едва он высунул голову, как на нее опустилось что-то круглое и металлическое.
Раздался гулкий «баммм!», и паладин потерял сознание, выпустив из руки свою добычу.
Первым ощущением после темноты был холод. Прохладный воздух холодил голую кожу. Вторым ощущением – обездвиженность. Паладин рванулся, пытаясь освободиться, и очнулся окончательно.
И разразился проклятиями.
Он лежал на широкой кровати старшей фрейлины, за руки и ноги привязанный к столбикам балдахина крепкими шелковыми шарфами. И был совершенно голый.
Но не это повергло его в изумление, а то, что вокруг него на кровати расположились три молодые фрейлины, новенькие, Альберто их толком даже по именам не знал. Одеты они были только в крайне откровенное нижнее белье.
– Сеньориты, немедленно отпустите меня! – старательно давя испуг, как можно жестче сказал Альберто. – Я королевский паладин!
Фрейлины почему-то рассмеялись, и одна из них, кажется, по имени Лукреция, сказала презрительно:
