– Как же, ври больше. Да если ты паладин, то я – королева фей.
Альберто дернулся в путах, но шарфы оказались очень крепкими.
– Чем угодно клянусь! Я – паладин Альберто Аквиллано…
Он не смог договорить: вторая фрейлина, рыжая и худая, чьего имени он не мог вспомнить, сняла с себя чулок, быстро скатала в комок и резко запихала ему в рот. Чулок был не слишком свежий, и Альберто чуть не стошнило.
Третья фрейлина, крепенькая шатенка Клара, уселась на его ноги и провела ладонью по его промежности, пощупала мужское достоинство:
– Девочки, а у нашей ведьмы-то губа не дура. Гляньте, какого жеребчика она себе оторвала!!! А нам, скотина такая, запрещает…
– Угу, – поддакнула Лукреция и сказала, стараясь подделать голос под Анну:
– «Запомните, девочки, никаких мужчин!!! Вы здесь для того, чтобы служить королевской семье, а не распутничать!»
Клара скривилась:
– У-у-у, ведьма. А сама к себе мужика водит, еще и в паладинские тряпки переодевает, как будто этим кого-то можно обмануть.
Рыжая, обнаружив, что Альберто почти вытолкнул кляп языком, быстро стянула второй чулок, запихнула кляп на место и затянула его чулком, завязав на Альбертовом затылке узлом. Содрала с его волос, увязанных в хвостик, тесемку, и сгребла их в горсть, пропустила через кулак пару светлых локонов:
– Точно что. Таких златокудряшей среди паладинов я что-то не видела.
«Конечно, не видела, дура, потому что ты здесь всего два месяца!!!» – подумал Альберто и снова задергался в путах. Положение было совершенно идиотским, одна надежда, что старшая фрейлина сейчас зайдет и увидит это непотребство… Но эту надежду тут же убила Клара, спросив:
– Лу, ты хорошо заперла купальню? Ведьма нам не помешает?
Лукреция хищно осклабилась:
– Не помешает. Заперла на ключ, а изнутри там скважина воском залеплена. Так что пока уборщицы не откроют, будет она там сидеть. А тут изнутри заперлась на швабру. И ничто нам не помешает всласть развлечься с ее сердечным другом, а, девочки?
И девочки рассмеялись.
Клара снова принялась лапать Альбертову промежность, и паладин с ужасом почувствовал, как у него там поднимается и твердеет.
– Ого! – рыжая наклонилась и по-хозяйски пощупала. – Чтоб мне лопнуть, но тут же целых девять дюймов! Мне даже как-то страшно стало.
«Жаль, что не настолько, чтобы оставить меня в покое!» – мрачно подумал Альберто, с ненавистью глядя на свой собственный мужской орган.
– А мне нет, – пожала плечами Лукреция. – Мне интересно.
Она наклонилась и, сжав своими пышными сиськами мужественность паладина, принялась тереться об нее. Мужественность стала еще тверже и больше.
