И он не ошибся. Как только в комнате закрыли окна, вошли майор Горкунов и переводчик.
— Ну, — заговорил майор, улыбаясь старому Бицо, — жена у вас боевая. Если бы вы имели хотя бы половину, да что там половину, хотя бы четверть ее бойкости, то, спорю на что угодно, вы еще многого добились бы в жизни.
— Почему? Что случилось? — с недоумением спросил Кесеи. — Что за беда стряслась?
— Беда? — Майор засмеялся. — Да какая там беда, если и была беда, то давно уже прошла, пастор ваш быстро в себя пришел. Сначала-то мать так его напугала, что у него голова закружилась, мимо стула сел.
И он рукой сделал знак Душану, переводчику, чтобы тот рассказал, как все было: сам он говорить не мог — так душил его смех.
— Дело было так, — начал рассказывать Душан. — Ваша жена нас уже ждала, прямо на площади вместе с солдатами стояла. Она в штабе разузнала, что мы в Сомбатхее. Мы еще не успели остановиться и из джипа вылезти, как она уже закричала: «Ты майор?» Товарищ майор удивился: «Ну я». А она уже говорит, да так твердо, так строго: «Раз ты, то давай пошли со мной!» Майор ее спрашивает: «Куда идти-то?» «К господину приходскому священнику. Он прячет ключ от колокольни, говорит, нет у него», — объясняет она. «Ну и что же?» — спрашивает ее товарищ майор, совершенно ничего не понимая. «Как это — ну и что? Разве религия теперь запрещена, разве и в колокол уже звонить нельзя?» — «То есть почему же это нельзя? Можно». — «Вот и ладно. Тогда пошли, сынок, к господину пастору». Тут мы из джипа вылезли, быстренько идем к дому священника, а она впереди, как командир, сама дверь к нему распахнула и говорит: «Ну, господин пастор, откройте-ка пошире уши да слушайте, что вам скажут, не то быть беде!» Поп встал, рот вытирает, как раз мы его за трапезой застали. Весь дрожит, трясется, с лица даже спал, а она обернулась к товарищу майору: «Религия не запрещена?» — «Нет». — «Так, значит, и месса, и колокольный звон тоже не запрещены?» — «Нет». Тут она резко повернулась, руки в боки, ногой топнула и говорит: «Стыдитесь, святой отец. Слуга господень, а еще врете! Давайте-ка ключ, не то быть беде! Скажи я только слово — и майор тут же вас в погреб запрет!» Поп даже покачнулся, поискал рукой спинку стула, но промахнулся и шлепнулся на пол рядом со стулом… Но тут же подскочил, даже не охнул, сунул руку в карман, ключ вытащил и сказал всего одно слово: «Пожалуйста». Больше ничего мы от него и не услышали. А она на это и говорит: «Вот, видите. Так бы сразу, господин священник. Слава Иисусу Христу…» Так что теперь он сам и звонит.
