В дело вмешалась и Уинифрид. Для нее самым главным было сделать из Джеймса хорошего спортсмена. Для мальчика, утверждала она, не так важны книги, музыка и искусство. Его надо побольше держать на игровой площадке, чтобы научить гонять мяч.
Чарльз полностью с этим соглашался.
— Уж не заказать ли для нашего Джимми миниатюрную клюшку для гольфа — пусть сосет в своей колыбельке?! — с истерическим смехом спросила я как-то Чарльза.
— Это, конечно же, выпад против Уин, — холодно сказал он и вышел из детской.
Мы помирились. Мы всегда мирились, но взаимные обиды и пререкания возникали снова и снова. Для меня подобная атмосфера была просто гибельной. Она убивала романтическую любовь. Иллюзии, которые я питала насчет того, что муж-де может остаться любовником, рассеялись. Я начала чувствовать себя обманутой, очень одинокой и пыталась найти утешение в материнстве, но понимала, что нуждаюсь в супружеской любви — такой, какую проявлял (или мне казалось, что проявлял) в прошлом Чарльз. Любви, а не этого ужасного чувства спокойного расположения, сопровождавшегося время от времени возней в двуспальной кровати — разумеется, в тех случаях, когда он не слишком уставал, чтобы услужить мне! Я очень скоро убедилась, что иметь ребенка — еще не все. Я из тех женщин, которым нужен, кроме того, и любовник.
Джеймсу было пять месяцев, когда мы впервые захватили его с собой в Вайн-хаус, дом моего отца. Когда-то я надеялась, что дом в Ричмонде станет своего года оазисом, где мы с Чарльзом, одни, изолированные от всего и всех, будем крепко держаться друг за друга, чувствуя себя неуязвимыми и для любых бед внешнего мира, не сомневаясь в обоюдной любви и безоговорочно доверяя друг другу.
Грустно вспоминать, но в тот день я уезжала из Ричмонда в Шерборн с чувством облегчения. Мне просто не терпелось вернуться в отчий дом.
Мы ехали с Джеймсом, лежавшим в плетеной кроватке на заднем сиденье. Я была в прекрасном настроении и всю дорогу болтала без умолку. Вдруг Чарльз посмотрел на меня восхищенным взглядом и сказал:
— Ты сегодня очень веселая. И очень хорошенькая. Фигура у тебя стала совсем как прежде. Я это заметил ночью, детка.
Я была радостно взволнована. За последнее время комплименты из уст мужа стали для меня редкостью.
— Ах, милый мой! — воскликнула я и устроилась поуютнее, взяв его под руку. — Давай поскорее устроим второй медовый месяц. Помнишь, ты мне обещал в тот день, когда мы вернулись из Канна?
