Лохматый человек за решеткой медленно открыл глаза:
– Разве есть в Антверпене еще один такой нарядный петух, как Антонис – мой друг? Перьев у тебя прибавилось. Люди добрые, петух склевал лисичку! Помогите!
– Слава богу, Лукас, ты можешь шутить. – Антонис протянул руку к решетке, попытался просунуть ее внутрь. – Дай руку, дай мне руку. Что ты? Ну не плачь, пожалуйста, не надо!
– Отойди, не трогай меня… я грязный. Тебе ведь противно. – Рыжие волосы Лукаса нависли над лицом, руки с ногтями, обкусанными до крови, он убрал за спину, выгнувшись.
– Ты упрямый дурак… Я возьму тебя с собой, Лукас! Мы вдвоем уедем отсюда. – Антонис отвернулся, чтобы не показать, как он напуган. – Э-эй, слышишь меня? Рыжий Лукас?
– Нет, – твердо и спокойно произнес Ворстерман. – Мне надо остаться здесь, я стану частью города, буду жить в его стенах, в его камнях и грязи, научусь понимать его мысли. Которые ты никогда не поймешь! Уходи, Антонис, не мешай мне спать и слушать город… Это так нужно! Это так правильно! Лучше, чем плодить никому не нужные картинки для дураков. Стать прекрасным городом, Антонис, который будет жить долго-долго! Я мечтаю об этом, и здесь ничто не отвлекает меня от прекрасных видений. Город – это как море, а подлинное искусство – умереть в его стенах, стать им самим!
– Рыжий упрямец, ты нужен мне…
Ван Дейк едва сдерживался, чтобы не заплакать… Не прошло и недели, а бургомистр Роккокс выдал Лукасу Ворстерману паспорт:
«Всем и каждому, кто прочтет или услышит (как читают) настоящий документ, бургомистр и магистрат города Антверпена желают счастия и благополучия. Мы даем обет и сим подтверждаем, что в нашем городе и округе по благому промыслу Божьему можно дышать здоровым воздухом и что здесь не свирепствует ни чума, ни какая-либо иная заразная болезнь… и т.д.»
Сэр Дэдли Карлтон по просьбе Тоби Мэтью и ван Дейка написал Ворстерману рекомендательные письма для лондонского двора и помог граверу сесть на корабль. С января 1621 года Лукас Ворстерман жил в Лондоне и делал эстампы с картин ван Дейка. Он достиг высокого мастерства в своем искусстве: на портретах видно мерцание шелка и заметны ворсинки бархата, на гравюрах Ворстермана с пейзажных картин природа оживает и дышит…
Антверпен, дом Рубенса, весна 1621 года
Управиться в Париже с делами быстрее, чем за два месяца, не получилось, хотя Рубенс рвался домой: перед его отъездом заболела одиннадцатилетняя Клара, и он сильно тревожился. Вернувшись в Антверпен, Рубенс нашел дочь и жену исхудавшими, однако они обе, как и сыновья, были здоровы. Петер Пауль был счастлив, что дочь снова бегает по дому.
