Ван Дейк был напуган, особенно сильное впечатление на него произвело кроткое безмолвие Бэкингема.
– Еще у меня к вам такая просьба, господин ван Дейк. Когда в скором времени окажетесь в Антверпене, пришлите мне список античных редкостей, которые господин Рубенс получил от нашего посланника в Гааге, сэра Дэдли Карлтона. Вы уже видели эту коллекцию?
– Нет, насколько я знаю, когда я уезжал, она еще стояла нераспакованной в доме мэтра.
После того как ван Дейк ушел, Бэкон и маркиз какое-то время молчали.
– Идея ваша хороша, лорд Бэкон: зачем нам дразнить короля частым появлением при дворе такого красавца?
– Я думал и об этом, конечно, хоть это и не главное. Нам важнее, чтобы он помог в поиске зеркала. Не нравятся мне в последнее время письма Арунделя: кажется, с головой у него становится все хуже. Зная историю его предков, понимаешь, что состояние его разума всегда в опасности…
– Вы не скажете ван Дейку о зеркале?
– Нет. Чем меньше людей знает, что именно мы ищем на самом деле, тем лучше. Не хочу подвергать ни искушению, ни риску жизнь и разум одаренного человека. Пусть аккуратно описывает ценности, которые увидит, этого достаточно.
Антверпен, карцер, декабрь 1620 года
Маленькие помещения в городской стене Антверпена, похожие на норы, были закрыты решетками. Там держали тех, кого считали душевнобольными. Человек внутри вынужден был стоять согнувшись или на коленях. Он все время был на виду.
Дождливым промозглым днем рядом со стеной никого не было, за решеткой виднелась огромная всклокоченная голова; заключенный постанывал, иногда даже взвизгивал – то ли в бреду, то ли во сне.
«Я животное, все люди животные, конечно, однако я сейчас больше, чем другие… Поэтому счастлив, ведь только животные бывают свободными изредка, а человек совсем никогда. Когда я пою, возвращается восторг, но пою я все реже, больше всего мне хочется спать. Но если я плачу, то потому, что не знал раньше, как это хорошо, приятно – не двигаться. Спать и петь, когда не спишь. Самое странное, новое и прекрасное – вовсе не хочется работать. Раньше я думал, что должен работать, чтобы быть счастливым. Не надо! Есть, петь и спать! Я бы спал больше, если бы не мучила боль в спине и не приходил священник… он молится здесь, не поднимая глаз, не называя по имени, он боится меня, я чувствую. А у меня оно было – имя? Имя было?! Мальчишки злые и опасные, да! Однако достать они меня не смогут… Зачем опять стражники?»
– Лукас! Лукас Ворстерман! Ты узнаешь меня? Я Антонис, твой друг!
