— Отстаньте! — он злобно отвечает и комкает газетный лист.
Читаю страшные слова и смутно понимаю: «потребовал передачи всей полноты власти…» И от роковой значительности этих строк на минуту зарождается недоверие, жажда убедиться, не вымысел ли, не сон ли лист газетной бумаги.
Не помню, что именно приключилось потом. С этой минуты вести, слухи, страшные ожидания, томление охватили меня. Дни и бессонные ночи, столь похожие на дни, перепутались, смешались. Расскажу об отдельных минутах и встречах, как они запомнились, часто бессвязные.
На Невском у Садовой теснят, толкают в сторону, начинают рвать за рукава газетчика с вечерними телеграммами. Вокруг толпы, и лишь хранящие самообладание, по привычке, становятся в правильные хвосты. Много маленьких митингов, но молчаливых. Все стоят, ждут, когда кто-нибудь скажет чаемое слово, но сами не скажут, еще не верят, еще боятся. Рядом со мной ждут трамвая две барыньки, со свертками из Гостиного. Беседуют:
— Он взял уже Лугу…
— Вы знаете, Марья Николаевна сказала, что он маленький… а я думала, высо-о-кий.
— Ничего. Зато верхом… Прекрасен! (Ее голос, млея, становится шепотным, глухим.)
— Раньше всего повесит всех этих собачьих депутатов… Представьте, какие негодяи, вчера прихожу в лавку, а мне говорят — «товарищи» из продовольственного…
— Я бы хотела видеть, как он въедет… Из кафе Поляковой лучше всего… Я оттуда видела Керенского, когда хоронили казаков…
В газетах «Некрасов[28] сказал — кровопролитие неизбежно». А вот и новые беженцы из Гатчины, из Павловска. Говорят — слышали перестрелку, «неприятель» приближается. «Они» уже в Луге. Идет бой. Вновь вспоминается, как три года тому назад в Париже, возле Gare du Nord[29], толпились ошалевшие люди — «они уже в Шантийи», «они уже в Санлисе»… Там немцы — здесь кто? Свои? Нет, не может быть. Сон, басня, ложь… Неужели там, в сорока верстах, русские уже стреляют в русских?.. Иду по Невскому. Страшный ветер — то выглянет солнце, то хлещет дождь. А по Невскому, ничего не желая ведать, все фланируют томные дамы и резвые военные…
Встречаю N.. русского офицера французской армии, бывшего эмигранта. Он рассказывает — хотят оборонять Петроград, но разве можно надеяться на местный гарнизон? Сейчас X. полку приказали выступить, но солдаты отказались:
— Утром поспеем… в таких сапогах, да еще ночью… не желаем…
Значит, правда? И скоро томная дама встретит «его» на Невском?..
В военном министерстве тишина и запустенье. В приемной даже идиллическая сценка. Какая-то баба со стрижеными волосами упорно мучает дежурного офицера — молоденького, розовенького прапорщика:
