-- Нет. Я уснул. Когда я пришел, она принимала душ, потом...
-- Потом?
-- Ничего.
Не рассказывать же ей о том, что произошло, или, вернее, что не произошло.
Спящий Ив вертится на руках у бабушки.
-- А почему Ив был у вас?
-- Я два-три раза в неделю беру его после обеда.
И этого он не знал. Ив у бабушки, дети в школе, Мари моется под душем в пять часов вечера. Луи отгоняет неприятную мысль.
-- Наверное, она ушла, пока я спал.
-- Она вам не сказала, что пойдет ко мне?
-- Нет.
Она сказала только: "Ступай в спальню, дети придут с минуты на минуту".
-- Она ничего вам не сказала, вы уверены?
-- Говорю вам, ничего.
Пока не пришла Симона, он спал, как скотина, раздавленный усталостью -с каждым вечером она становится все более и более тяжкой.
Он не сразу припоминает голос Мари, голос сухой, возмущенный. Она рассердилась. Нет, нет, не может быть. Она рассердилась потому, что... Он улыбнулся. Смешно, если после двенадцати лет замужества Мари обиделась на него за то, что он уснул. Разве он на нее обижается -- а ведь она вот уже несколько лет дает ему понять, что ее это больше не интересует. И если ночью к нему приходило желание, либо отталкивала его, либо равнодушно принимала его ласки. И все же надо признать, когда он вынес ее на руках из-под душа, она была не похожа на себя -- глаза блестят, ластится, как кошка, а потом бросилась на диван в гостиной, будто до спальни так уж далеко.
Да ведь они уже не первый год женаты. Ну, уснул он. Подумаешь, трагедия. Разве что он своим приходом расстроил ее планы.
-- Пойду уложу Ива. Я его покормила перед уходом. Вы бы закрыли ставни.
-- Где "Телепрограмма"? -- бубнит Жан-Жак. -- Восемь часов. Мы пропустим начало "Афалии". Отдай мою книгу.
-- Кто ищет, тот найдет, -- дразнится Симона.
-- Я тебе покажу.
Луи открывает окно и видит два полотенца -- пестрое и белое. Сигнал? Луи не любит ломать голову. Он захлопывает ставни, потом окно и бежит разнимать детей. Каждый схлопотал по весомой оплеухе -- руки Луи огрубели от штукатурки. Симона ревет. Жан-Жак сжимает губы и, бросив на отца мрачный взгляд, скрывается у себя в комнате.
Пестрое полотенце, белое полотенце, тревожное удивление Мари, когда он пришел! Квартиру заполнил голос Леона Зитрона, сообщающего новости дня, но между отдельными словами прорывается другой голос -- голос Алонсо, призывающий в свидетели хозяина бистро -- тот разливает анисовку.
-- Все бабы -- Мари-шлюхи, Мари -- всегда пожалуйста, Мари...
