В то время как Дройзен работал преподавателем в знаменитой "Серой обителе", известной берлинской гимназии, в печати появились его первые труды: опубликованный в 1832 г. перевод трагедий Эсхила, за которым, в 1835-1838 гг. последовал трехтомный перевод комедий Аристофана. В обоих случаях мы сталкиваемся с произведениями высокого уровня, большой языковой силы и изобразительности. Впрочем, и в том и в другом случае речь идет скорее о свободном переложении, нежели о дословном переводе. Бесспорно, однако, что в обоих случаях Дройзен сумел поставить переводимые им драмы на подлинную историческую основу.
Дело в том, что он давно уже обратился к собственно историческим темам. Уже в 1829 г. он опубликовал в "Рейнском музее" статью о "греческих записях на пяти египетских папирусах в Берлине". [7] В 1831 г. он получил ученую степень за работу об империи Лагидов при Птолемее VI, [8] а с 1833 г. начал работать в качестве приват-доцента по древней истории и классической филологии в Берлинском университете. Наконец, в том же 1833 г. молодой ученый, которому было всего лишь 25 лет, издал свою ставшую знаменитой "Историю Александра Великого", которая открыла новую главу в истории науки об античности. Этот стремительно нараставший поток произведений рождался при чрезвычайно больших житейских трудностях. Даже когда Дройзен в 1835 г. стал, наконец, экстраординарным профессором в Берлинском университете, ему приходилось наряду с 10 часами недельной нагрузки в университете еще давать 20 часов уроков в гимназии.
Для историописания Дройзена наряду с уже названными естественными предпосылками, такими как тесная связь с классическим образованием и ярко выраженная музыкальность, надо принять во внимание еще его происхождение из семьи протестантского проповедника, решительный прусский патриотизм, наложившие сильнейший отпечаток на его натуру. Однако протестантизм Дройзена никоим образом не был узким или ортодоксальным, и потому будет более правильным вместе с Фридрихом Майнеке говорить об определении творческого духа Дройзена полярным противоположением между "универсальным мировым воззрением и национально-государственным идеалом". [9]
Новая оценка Александра Великого и последующих столетий покоится у Дройзена на сочетании ярко выраженных личных, религиозных и политических установок, которые запечатлела его переписка тех лет. Общее личное суждение его об историческом процессе можно обозначить как признание за историческим прогрессом активного, решающего начала. В 1834 г. Дройзен писал об этом известному филологу Велькеру: "Вы уже знаете, что я являюсь поклонником движения и прогресса; моей страстью является Цезарь, а не Катон, равно как Александр, а не Демосфен. Я готов признать все добродетели, нравственность и личную порядочность за людьми старой традиции, но дух времени был не за ними. Ни Катон, ни Демосфен не понимали своего времени, не постигали развития, неудержимого движения вперед, и историк, как я думаю, обязан избрать этот дух времени в качестве главной точки, чтобы оттуда обозревать все остальное, поскольку оно концентрируется в этом начале".
