— Владимир Иванович, я не выучил, — сказал Костя. — Я же честно признался. Поставьте мне двойку — и все.
— Да мне двойки не жалко, — весело сказал Владимир Иванович, — мне тебя жалко, что ты Пушкина не читаешь.
Костя почувствовал, как невидимка толкнул его в бок маленьким своим кулачком. «Смотри-ка, тебя жалеют», — шепнул он.
И Костя, подчиняясь невидимке, послушно открыл рот.
— Почему это меня жалко? — сказал он. — А может, Дубровского вовсе не было. Может, его выдумали? Я, например, никакого Дубровского не видел.
— Ну, конечно, — согласился Владимир Иванович. — Индийского океана тоже нет.
— Почему это нет? Он около Индии!
— А ты его видел?
— Не видел.
— Значит, нет Индийского океана, — вздохнул Владимир Иванович. — Раз ты не видел, — нет — и все. И Австралии нет. И Африки.
Ребята засмеялись. А Невидимка уже барабанил кулаками в Костину спину и зудел: «Смелее, смелее!»
— Вы про географию не спрашивайте, — сказал Костя. — Сейчас литература.
— Но ведь литературы ты не знаешь. Как же я с тобой буду разговаривать о литературе?
— А я, может, вообще литературу не люблю. Мне не нравится литература. Вот! — выпалил Костя и втянул голову в плечи.
Костя стоял и ждал казни. Сейчас Владимир Иванович скажет: «Вон из класса». Костя даже вышел из-за парты и стал рядом, чтобы удобнее было идти к двери.
— Так, — сказал Владимир Иванович. — Ты не любишь литературы…
«Смелее, Костя! — шепнул невидимка. — Все равно выгонит».
— Не люблю, — твердо, сказал Костя и сделал один шаг к двери. — Я честно. Вы же сами говорили, что лучше неприятная правда, чем приятная ложь. Вот я и говорю правду.
Владимир Иванович, улыбаясь, смотрел на Костю. Знает Костя эти улыбочки. С такими улыбочками в два счета за дверь вылетишь. И Костя уже совсем готов был вылететь. Он даже не очень боялся, даже как будто немножко хотел, чтобы его выгнали. Все-таки — за правду.
Владимир Иванович взглянул на часы.
— Семь минут осталось, — сказал он. — Успеем. Давай, Костя, выкладывай, чего ты еще не любишь.
Костя не удивился. Он вздохнул и снова встал за парту. Такое уж его, Костино, счастье: хочешь, чтобы выгнали, — не выгоняют, хочешь остаться, — выгонят.
Костя опять вздохнул.
— Мне не нравится, когда врут, — сказал Костя.
Владимир Иванович кивнул. Мила Орловская хихикнула, хотя пока ничего смешного не было.
— Еще мне не нравится смех без причины. Это признак дурачины, — сказал Костя, покосившись на Милу.
Теперь засмеялись несколько человек сразу. Костя приободрился.
