— Мне не нравится, если я чего-нибудь не люблю. А если люблю, — пожалуйста, сколько угодно. Вот ботанику я не люблю — там цветочки всякие. Что я, буду цветочки нюхать? Или, может, духи?.. Я духи вообще терпеть не могу. А рисование еще, например, хуже духов. Рисуют всякие домики или кроликов. А если я хочу лошадь нарисовать или спутник, а не кролика? Может, я сегодня кролика не могу нарисовать, у меня настроение такое. Завтра нарисую, пожалуйста, а сегодня — лошадь. Конечно, я примерно говорю: пускай не лошадь, а корову или паровоз — это все равно. А может, я со всем рисовать не люблю. Зачем тогда рисовать? Знаете, Владимир Иванович, картина такая есть, называется «Опять двойка»? Все говорят: хорошая, прекрасная. А если я хочу другую картину посмотреть, например «Опять пятерка»? Есть такая картина?
— Нет такой картины, — сказал Владимир Иванович.
— Вот видите! — обрадовался Костя. — Сами говорите — нет. Зачем тогда мне рисование, если художники даже нарисовать не могут? Я ведь не художник.
— Не художник, — согласился Владимир Иванович. — Ну, а что ты любишь?
— Папу, — сказал Костя.
Класс дружно захохотал. Наконец-то дождались. Костя любит папу! Смех, да и только.
— И маму, — подсказал Алик.
— Бабушку, — добавил Дутов и захохотал басом.
— Еще? — спросил Владимир Иванович, как будто не замечая шума.
Что-то обидное в смехе класса почудилось Косте. Папу-то он на самом деле любит. Над чем же тут смеяться? Костя обвел класс сердитым взглядом.
— Еще мороженое, — сказал он, внезапно обидевшись на Владимира Ивановича.
— Еще?
— Северное сияние! — отчеканил Костя.
— И дедушку, — снова пробасил Дутов.
— А тебя я сейчас выставлю, Дутов, — сказал Владимир Иванович. — Мы говорим серьезно. Ведь так, Костя?
— Так, — сердито отозвался Костя.
Дутов сразу же съежился и проговорил неизвестно откуда взявшимся тонким голосом:
— Владимир Иванович, я больше не буду.
Учитель встал, прошелся вдоль доски, выжидая, пока утих нут ребята.
— Честное слово… — опять заканючил Дутов.
— Я слышу, Дутов, — сказал Владимир Иванович. — Садись, Костя. Времени осталось мало. Я постараюсь ответить на твои вопросы. Если, конечно, ты говорил то, что думал.
Владимир Иванович взглянул на Костю очень внимательно. Косте внезапно показалось, что учитель волнуется. И почему-то Косте вдруг стало неловко — не за себя, а как будто за Владимира Ивановича, который вместо того, чтобы выгнать Костю из класса, собирался отвечать на нелепые вопросы про кроликов, лошадей или несуществующую картину «Опять пятерка». Все, что говорил Костя, было правдой только наполовину. Он не любил ботанику потому, что ему не нравилась Елизавета Максимовна. Он не любил рисовать — не хватало терпения. Но никто не заставлял его рисовать кроликов. Просто с кроликами получалось более складно. И картина «Опять двойка» ему нравилась. Просто «Опять пятерка» — выходило смешнее и интереснее. И Костя уже жалел, что он влез в эту историю. А еще он жалел, что не выучил литературу. Лучше было не выучить географию.
