Как это жалко…
Тепло или холодно? Не помню. И не понимаю. Предпринимаю новую попытку подняться. Безуспешно.
На этой скамейке у затихшей на ночь грузобагажной кассы я пережил приключение — одно из тех, что не способствовали… Это было в нижней точке падения. Меня только-только выпустили из диспансера со справкой об инвалидности, а ножки практичности моей были тоненькими и слабыми. Достаточно сказать, что это было еще в дотарный период. Тарный — это когда я достаточно созрел, чтобы собирать, мыть и сдавать банки и бутылки, занятие трудоемкое и утомительное, особенно выстаивание в очередях к вечно закрытым пунктам приема стеклотары. В дотарный период каждый рубль означал по меньшей мере двухдневное питание (при спецдиете: хлеб, сахар и подсолнечное масло). На вокзале я оказался по глубокой внутренней необходимости, отмечая юбилей той далекой ночи, когда жена уезжала в командировку, а я ее провожал. Накануне у нас произошел корректный и оттого еще более болезненный разговор (хорошо тем, кто способен орать в ссорах! — мы были напряжены и не глядели друг на друга. Как всегда, преимущество было на ее стороне. Стряпая в день отъезда, чтобы не оставить нас без еды, она второпях обварила ногу и теперь вот ехала с ободранным бедром. Было мучительно ее жаль, я злился на себя, а ей казалось, что на нее, занес ее вещи в вагон, мы формально поцеловались мимо губ, я ушел до отхода поезда и, шагая от вокзала домой, поставил мысленный эксперимент: вот распрощались и — навсегда. Воображение у меня живое, картинку я представил с завидным реализмом, проницательно включил катастрофические элементы своего нынешнего бытия, и так это меня прохватило!..
В Штатах, развлекаясь старыми анекдотами, вспомнили такой: Группа свеженьких стоит навытяжку перед ангелом в чистилище, и ангел командует: кто был послушен женам — шаг вперед! И все шагнули: вдруг да не разоблачат?! А самый такой замухрышка остался на месте. Шагнувшие давай его тащить: не кочевряжься, уж ты-то был послушен, шагай сюда, не валяй дурака, ты же всех нас дезавуируешь! Он отпихнул их и закричал: «Отстаньте, моя Саррочка меня здесь поставила, и я буду стоять здесь до конца!» В нашей компании анекдот стал программным, и дальнейший его пересказ ограничивался одной последней фразой.
День вокзальных проводов открыл шлагбаум моему послушному убытию в эмиграцию.
Вот какой юбилей отмечал я и вот почему оказался на вокзале в столь поздний час.
