Первая часть церемонии прошла гладко. Без особых эмоций вышел на платформу, куда все так же подан был под посадку поезд Львов-Москва, постоял, вызывая в памяти облик, который обычно приходит незванным и доводит меня до… впрочем, это мы уже проходили… и двинулся в обратный путь. Было заполночь. Сырой апрель. Поезда ушли, платформы обезлюдели. Подземным туннелем побрел на площадь, есть один туннель, ведет не в здание вокзала, а прямо на площадь. Нечистое место у пригородных касс, сюда прибывает всякая неуважаемая публика. Там, на скамьях и прямо на земле денно и нощно спит кочевой люд, подстелив что придется, и только здесь милиция ничего не замечает, хотя бдит очень и весьма, как спящих, так и бодрствующих. При выходе из туннеля дорогу мне преградила девчонка, малорослая и грязная, с жестким лицом: дай рупь, покажу что-то. Вот еще, по привычке парировал я, за рупь я сам что угодно покажу. У тебя такого нет, сказала девчонка и задрала юбку, она была в шерстяной кофте грубой вязки и в юбке. Задрала юбку, и не знаю, как она такое сделала, но промежность ее вдруг раскрылась красным цветком. Это был трюк на цирковом уровне, если бы в цирке показывали подобные трюки. Где-то их показывают, не сомневаюсь. Я развернулся и пошел обратно в туннель с намерением подняться на платформу и оттуда задать стрекача через залы ожидания, где есть публика и юная шлюха не сможет меня преследовать. Но сердце колотилось и ноги шли не шибко. Она забежала вперед и сказала: дай пять рублей — сделаю тебе все! Пять рублей, а ну уходи, пока я милиционера не позвал.
Ох, не так я выглядел, чтобы звать милиционера…
Американские купцы, психологи экстра класса, научили меня распознавать потенциальных покупателей. Эта потаскуха владела тем же умением, она меня вычислила. Ростом она была мне по грудь, смех и грех. Спасая не тело, но душу, я рванулся к выходу из туннеля, но она оказалась проворнее и маленькой грязной рукой цапнула — (- прямо за птичку. Она сделала это с той же точностью, с какой хранитель тела достал нынче мою печень. Поймала, стиснула, и я закрыл глаза. Я не смог ее оттолкнуть. Заласканный в диспансере почти до херувимского состояния, теперь, три месяца спустя, я почти забыл, что это такое. В голове шумела кровь и не было ни единой мысли. Нельзя, нельзя, нельзя, кричало одно внутри меня, хочу, хочу, кричало другое. Пусти, шепотом попросил я, у меня нет денег. Идем без денег, сказала она, потянула — и я пошел. В переходе нам встретилась женщина, и девчонка меня отпустила, но я продолжал идти, а когда очнулся, женщина уже миновала нас, а девчонка поймала меня тем же точным движением и повела прежним манером.
