Где-то росли кустарник, трава, приземистые деревья, где-то были плодородная почва, камни, журчание бегущей воды. В долине стояли дома, в которых жили мужчины, женщины, дети. Над трубами курился дымок, светились окна. А вдаль тянулись шоссе, железные дороги, ведущие к большим городам. Так много городов, так много улиц. Скопища домов, мириады окон. И все это было там, под облаками, под Монте Верита.
— Не беспокойтесь о нас, — продолжала Анна. — Жители долины не причинят нам вреда. Попрошу только об одном… — я не решался посмотреть на нее, но почувствовал, что она улыбнулась. — Сохраните Виктору его мечту.
Она взяла меня за руку, и мы вместе спустились по ступеням башни, прошли через двор к стенам монастыря. Остальные молча наблюдали за нами, босоногие, с голыми руками, короткостриженые, и я заметил деревенскую девушку, только что отринувшую мир и ставшую одной из них. Я увидел, как она повернулась и посмотрела на Анну, и в ее глазах я не прочел ни ужаса, ни отвращения, ни страха. Все они, как одна, смотрели на Анну с гордостью, восхищением, пониманием. И я знал, что все, ею испытанное и выдержанное, испытали и они, разделили и приняли ее боль. Их поддержка навсегда была с ней.
Они повернулись ко мне, и выражение их глаз изменилось. Любовь уступила место сочувствию.
Анна не попрощалась со мной. Лишь на мгновение положила руку мне на плечо. Затем стена открылась и она ушла от меня. Солнце уже не стояло над головой, а катилось к западу. Снизу накатывались громады облаков. Я повернулся спиной к Монте Верита.
В деревню я пришел вечером. Луна еще не встала. Лишь через полтора-два часа она должна была подняться из-за горного хребта на востоке и осветить небо и землю. Они ждали, люди из долины, человек триста или больше, сбившиеся в группы между хижинами. Вооруженные, с ружьями, гранатами, а то просто с вилами и топорами. На тропе они разложили костры и готовили принесенную снизу еду. Они стояли или сидели, ели или пили, переговаривались между собой или курили. Кое-кто держал на поводке собак.
Хозяин первого дома ждал меня с сыном у дверей. И они были вооружены. Мальчик держал в руках вилы, над поясом торчала рукоятка ножа. Мужчина тупо уставился на меня.
— Ваш друг умер. Он мертв уже много часов.
Я протиснулся мимо него в комнату. Горели свечи. Одна — у головы, другая — в ногах. Я наклонился над Виктором и попытался прощупать пульс. Мужчина солгал мне. Виктор еще дышал. Почувствовав прикосновение моей руки, он открыл глаза.
