Горизонты | страница 73



На площади было по-праздничному шумно. В ряд выстроились наскоро сколоченные из досок ларьки с разным товаром. Тут и ситец, и баранки на мочале, и пряники… Какие-то бородачи разместились со своим товаром прямо на земле. Продавали кадки и лопаты, горшки и кринки. Тут же — белые пряники с красными поясками, леденцы на палочках, изображавшие лошадок, черные рожки, семечки… А игрушек каких только и нет! Чуть поодаль продавали селедку в крепком рассоле. Еще дома мать пообещала угостить меня, и я с нетерпением ждал, скоро ли она выйдет из церкви. Хотя у рыжебородого старика было две бочки селедки, но все же надо нам не опоздать, вдруг все продаст.

— А ты чего тут, мальчик, вертишься? — спросил он меня.

— Да вот селедок жду.

— Деньги-то есть? Нет? Дело не за большим, оказывается, — усмехнулся старик. — Воды могу и бесплатно в черепок налить. А макать чем? Пальцем, что ли, будешь?

Я обиделся на старика и побежал обратно в церковь.

Поп в балахоне все еще гнусаво тянул свое, казалось, конца этому не будет. Разыскав мать, я сказал, что селедок осталось совсем мало, только хвосты плавают в воде. Матери и самой хотелось купить селедок, и она тотчас же вышла со мной из церкви. И мы сразу направились к рыжебородому старику. К счастью, успели, не опоздали.

Обычно бабы с ребятишками рассаживались у церковной ограды на траву и угощались, макая в рассол куски хлеба. Отыскав свободное местечко, мать разостлала на зеленый бугорок скатерть, поставила горшок с селедками, выложила из корзины свежие пироги, и мы стали есть. Съели по селедочке, а потом стали макать хлеб в рассол. Макали и хвалили: уж очень вкусное угощение-то получилось. Сами наедимся и домой еще принесем, все будут довольны. А моей сестренке вдобавок сладкую лошадку на палочке купим.

Вдруг, откуда ни возьмись, в базарном шуме послышалась звонкоголосая песня. Она как-то неожиданно врезалась в праздничную толчею и весело поплыла над головами людей. Я вскочил на ноги.

Близится эра
Светлых годов… —

донеслось до меня.

— Беги уж, вижу, не терпится, — сказала мать.

Я бросился к дощатой трибуне, стоявшей в центре площади. К ней подошли мальчишки и девчонки с красными галстуками на груди и со знаменем в руках.

Это были самые первые пионеры в селе.

Пионеры поднялись на трибуну. Вначале рассказывали о каких-то дальних странах, о тюрьмах, в которых томятся революционеры. Потом читали стихи.

Люди, окружившие трибуну, одобрительно аплодировали. Хлопал в ладоши и я. У меня на душе было радостно. Я забыл о попе с дымным кадилом.