Виталейко обрадовался, что я к нему собрался. В тот день он все время крутился около меня. Из училища мы пошли вместе.
— Ты не бойся, у нас хорошо. Спать будем на полатях. Тепло там. А вечером на санках покатаемся.
— С катушки?
— С катушки — пустяки! Мы прямо с дому… с охлупенька. Несет-несет, стряхнет на сарай, с сарая — на дрова, с дров — на крутик, с крутика прямо бултых в речку… От как!
— Отец-то не ругается?
— Чего ругаться? Крыша не проломится… на слегах лежит.
Дом у Виталейка неказистый — большая старая изба да сени. К сеням бочком еще прилепился дощатый сарай.
Виталейко взял голик и, очистив мои валенки от снега, оглядел меня со всех сторон.
— Видишь, как я за тобой ухаживаю, — сказал он.
В избе на лавке сидел Виталейкин отец в кожушке и шапке.
— Ишь ведь, малы-малы шкеты, а запятки вытолкали, — подшивая валенки, бурчал отец, будто жалуясь.
— Это о сестренках моих, — пояснил Виталейко. — Трое их тут. Всю печь вон заняли. Эй вы, тараканы запечные!
— А ты клоп кусачий, — послышалось с печи в ответ.
— Я вот вам! — погрозил им Виталейко.
— Тихо-о-о! — крикнул Виталейкин отец и встал.
Он был без ноги и, держась рукой за заборку, потряс костылем.
— Я вот вас, шкеты…
— Это он их любя, — пояснил мне Виталейко. — Еще ума у них нет, вот и шкеты. Скоро в училище надо, а они… Девчонки и есть девчонки…
— Хватит тебе, Виталей. Проголодались? Бери там молока у матери, капусты… Репа пареная… Угощайтесь.
Виталейко принес на стол кринку молока, достал из печки горшок с пареной репой и принялся угощать меня. Я тоже полез в сумку.
— Шаньги не трожь, — сказал он наставительно. — На полатях съедим. А теперь за булку возьмемся. Так, что ли? Без запечных тараканов, а?
А «тараканы» были уж тут как тут. Одна из девчонок, глазастая Марфутка, самая бойченькая и смешливая, залезла в мою сумку и сообщила всем о шаньгах.
— Ишь ты, все пронюхала, — добродушно проворчал Виталейко. — Теперь не отвяжутся, придется угощать.
— И меня! И меня тоже! — закричали остальные.
— Цыц, шкеты! — пригрозил отец. — Вот я матери… Придет, задаст вам.
Я вспомнил материн наказ и, достав шаньги, угостил ими девочек.
— Что, понравился гостинец? — улыбаясь, уже ласковее спросил Виталейко. — Не шалите у меня только… — и он опять погрозил им пальцем. — И ведь не боятся, шкетки. Берите и мой пай. Я и хлеба с капустой наемся. Я большой.
Наскоро поев, мы с Виталейком пошли кататься. С нами увязалась и Марфутка. Ее лицо, круглое, как солнышко, сияло от удовольствия.
