«Вот он, межевик!» — радовался я.
Мы посторонились, уступая дорогу.
Поравнявшись с нами, тройка вдруг остановилась, и ямщик в тулупе, сидевший на козлах, спросил нас, как проехать в Осинов-городок.
— А ты, должно, межевика везешь? — спросил я и, указывая путь, махнул рукой за Кринки.
Предполагаемый нами межевик засмеялся, откинул полу черного длинношерстного тулупа и сказал мне:
— А ну, залезай, мужичок с ноготок, да показывай.
— И Колю возьмем?
— Конечно, не без него же, — ответил он.
На круглом улыбавшемся безусом лице блестело пенсне. Из жилета он достал часы на цепочке.
— Не запоздать бы, — сказал он ямщику и положил часы обратно в карман. — Семья-то большая? — обратился он ко мне.
— Не знаю, — смутился я.
— Как же это ты: мужичок, а не знаешь… Держись!
Ямщик хлестнул коренника кнутом, свистнул, и тройка опять сумасшедше понеслась по дороге. Стучали копыта лошадей, летели в стороны ошметки смерзшегося снега, бил в лицо упругий ветер, до боли в ушах звенели колокольцы. Мы с Колей, чтобы не выпасть, прижались к межевику. Я косил глаз и видел, как по сторонам теснились кусты, казалось, не мы ехали, а они, толпясь, стремительно убегали назад. Пылила снежная дорога, а тройка неслась с ухаба на ухаб, подбрасывая и укачивая нас.
Но вот ямщик осадил лошадей. Мы взглянули, а школу-то, оказывается, и проехали.
— Чего же вы молчали? — упрекнул нас ямщик.
— Поверни, пожалуйста, довезем ребят, — сказал ласково межевик. — Это я проглядел.
— Лишняя верста набежит, доктор.
— Так ты, дяденька, не межевой разве? — удивился я.
— Не межевой, к сожалению…
Тройка, обогнув школу, вытряхнула нас из саней у крыльца и тотчас же скрылась за поворотом. А в ушах все еще звенели колокольцы, с каждой минутой замирая, пока совсем не стихли.
В тот день в школе только и было разговору о тройке и неизвестном докторе. Все ходили около нас и выспрашивали, как да где мы увидели эту тройку, и кто нас усадил в сани, и о чем с нами говорил доктор. Всем хотелось побольше узнать, мы стали вдруг самыми известными людьми в школе.
На последнем уроке у нас было рисование на свободную тему. Я, конечно, стал рисовать тройку. Но тройка у меня не получалась. На чистом листе появлялся все тот же Урчал. Его я и запряг в сани. А потом принялся усаживать в сани доктора.
Рисуя, я прислушивался, о чем говорил учитель с третьеклассниками. А он, оказывается, им рассказывал о нашем докторе.
— Если на тройке и доктор, это не иначе, как сам Добряков.
