— Так готово или нет?
Шепчу, а у самого обмирает сердце.
Если Пашок не закончил, сегодняшние состязания ничем мне не помогут. Ни если я выберу летальный бойкот дальнейшего существования, ни если решусь испортить его кому-то из присутствующих. А при поиске второго шанса растет риск среди ночи увидеть перед кроватью молчаливого и безликого Константина.
— Мля, братюня, ну ты меня подставляешь… — И тут же скалится. В глазах огоньки, которых я там давно не видел. С тех пор, как аптекарь комментировал нападение скинов на рыночных мигрантов. — Да готово все, готово.
Двигает стул, выбирая место поудачнее, чтобы обзор не загораживали ни колонны, ни старухины букеты. К нам направляется Марина, толкая перед собой тяжелогруженый колесный стеллаж с посудой и столовыми приборами. Один из углов гаража уже заставлен хромированными кубами передвижных холодильников и телег с конвекционным нагревом, хранящими внутри яства предстоящего пира.
— Я ж чуть не спалился на варке-то… В итоге за мусоросжигателем замутил, нах. Вони было, думал хоть дом подпаливай… — У меня дергается щека. Незаметно, одним рывком. Надеюсь, что незаметно. — Зато к топке близко, ни нифелей, нах, ни банок. Одежку старую тоже пришлось, Эдик, сука, нюхливый.
Пашок торопливо добавляет еще кое-что. Информация, безусловно, лишняя, но он не может не поделиться. В этом суть малолетнего убийцы:
— Ты не поверишь, как по работе соскучился! — шепчет, проводя растопыренной ладонью по лицу, как это делают донельзя пораженные люди. — Реально ошалел, не поверил даже. Руки все помнят, ни одной осечки, как в аптеке вышло… В общем, получилось круто, нах, зуб даю. «Зажигалкой» назвал.
Добавляет с опаской, будто продавец подержанных авто, почуявший недоверие клиента:
— Граммов сорок нацедил, нормально. Баяна тебе тут не найти, точно выкупят. Так что лучше на сахарок, как Люсю. Заберет, может, и не так люто, но не спалишься зато.
— Отлично.
В моем голосе ветер арктического лета.
Заметив, как дрогнула губа парнишки, спешно добавляю:
— Спасибо, дружище! Правда, спасибо. Я тебя не подставлю, матерью клянусь, все будет чисто, — и в довесок, без давления или демонстрации истинной сути наших деловых отношений, с попыткой играть в приязнь. — Деньги в моей тумбе возьмешь. В платок завернуты, увидишь. Это все тебе. — И торопливо, чтобы не раскрыться, с оттенком нарочитой бравады: — Я еще заработаю, с осени занятия снова…
Тот кивает, счастливо улыбаясь. Необходимая порция поощрения, дружеского заговора и нарушения установленных правил получена. Он уже размечтался, как полезет в ящик тумбы. Уже представляет новый спортивный костюм и целую коробку игр для канолевой приставки, которые с помощью Эдика закажет следующим утром.
