Они никак не могли понять меня, но когда я вытащил свой пистолет из пояса и сказал им на мексиканском — «parreti, amigos!»[7], они тотчас остановились, засмеялись и повернулись к своему вождю, словно ожидая его приказаний. Их вождь, которого звали Пласидо, и который впоследствии стал моим лучшим другом, похоже, с подозрением отнесся ко мне. Оглядывая меня с головы до ног, он задал мне несколько вопросов на своем языке, но я сказал ему, что не понимаю его, но, тем не менее, он еще долго говорил на индейском, а потом, казалось, видя меня насквозь, сказал:
— Я очень хорошо знаю, что я говорю, и вы должны это понять.
Тогда я сказал по-мексикански — «no entiende» — «я не понимаю». Он некоторое время смотрел на меня, а потом спросил мое имя — он говорил на мексиканском — и я назвал ему свое имя. Затем он обвинил меня в том, что я был техасцем и его врагом. Я прекрасно его понял — и его глаза вспыхнули от гнева, когда я нарочито пристально осмотрел его с головы до ног. Я уже никак не мог понять, прошел ли я его экзамен или нет. Я был окружен дикарями, они, похоже, решили узнать обо мне все, и в то же время нехватка способов нормально поговорить еще больше осложнила ситуацию, поскольку они уже начали проявлять явные признаки враждебности. Они немного посовещались на своем языке, после чего вождь снова поинтересовался моим именем — по-мексикански. Я снова удовлетворил его желание, но это, очевидно, было не то, что он хотел знать, и, немного поколебавшись, словно пытаясь вспомнить некое забытое слово, он спросил:
— Donde vienne usted? («Откуда вы?»)
Без всяких колебаний я ответил:
— Из Форт-Арбэкль.
— Por donde vamos? («Куда направляетесь?»), — продолжал он.
— В Форт-Белнап, — отвечал я ответ.
— Que quiere alla?[8] — настаивал он.
Я сказал ему, что у меня есть «большое письмо» для капитана Томпсона от капитана Пламмера, и что я солдат Соединенных Штатов, а не техасец, и что я всегда буду хорошо относиться к ним, пока они будут также дружелюбны к солдатам Соединенных Штатов — и все это самым серьезным тоном, и мой смиренный язык произвел на них некоторое впечатление, ибо, указывая на мой револьвер, он выражал свое желание, чтобы тот вернулся в свою кобуру. Я указал на их луки, тем самым говоря, что хочу, чтобы они вернулись в свои колчаны.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись, а затем спрятали свои луки, а я, в свою очередь, так же спрятал свой револьвер.
Выразив свою огромную любовь к солдатам Соединенных Штатов и страстную ненависть ко всем техасцам, они пожелали мне «Adios» и поскакали прочь, но не забыв перед этим дружески пошутить над аллюром моей лошади.
