Всегда существует соблазн запросить больше, чем следует. Всегда существует мизерный, но шанс, получить испрашиваемое. Не в этом ли вкус… прелесть… обворожительная истома… сладкое предчувствие… Обрести многое из ничего!
Спутанность мыслей… Какое слово? Кому? Она хочет услышать… знать… утвердиться окончательно. Во чтобы ей ни стало!
— Я заплачу, — уверенно обещает Лилиан.
«Попробуй снова,» — Эйгер не шелохнулся. Не моргнул глазом.
— У меня есть деньги, — уверенности значительно поубавилось.
«Не очень обнадеживающе.»
— Достаточно денег, — уже ближе к сомнениям.
«О них ли разговор? Посмотри лучше. Не на меня, а за меня. И пригласи в рай. Ну же!»
Она посмотрела. А что ей оставалось делать?
— Вы получите приличную сумму, — соломинка не выручит утопающую. Не спасет её и десяток. Сотня соломинок тоже.
«Будь умницей, Лилин! Если скажу я, ты не согласишься.»
Она действительно умна, истолковать затянувшееся выжидание тринитария. Лилиан лишь на секунду закрыла глаза.
«Не убоюсь пути своего в темноте, ибо ведаю, видит ОН каков я…»
Ей не за что стыдиться Всевышнего. Никто не должен стыдиться своей любви. Никто!
Тринитарий терпелив как паук на охоте. Он не верил в длинные молитвы и не верил молитвам. Но во что-то же он верил? Верил, но давным-давно. С той поры запамятовал. Семнадцать лет долгий срок помнить.
«В конце концов, у меня самые благие намерения.»
Замудрое предупреждение, о благих намерениях приводящих в ад, не смущало и не пугало. Ад? Это после-то монастырской тюрьмы?
Лилиан аф Поллак не колеблясь, направилась к покрытому шкурами топчану.
«Эсм, зеркало ваше!» — ознаменовал тринитарий свой успех. Он позволил себе так думать.
* * *
Время прощаний. Время напутствий. Зал, где, несмотря на присутствие людей, главное действующее лицо пустота. И только одно сердце преисполнено тревоги, боли и великой печали.
— Делай что должно. Поступай подобающе, — напутствовал Нид аф Поллак. — Помни о чести. Не забывай о клятвах.
Кому он говорил? Стенам? Ветру, гонявшему клок соломы? Перышку, выпавшему из крыла птицы. Солнечному зайчику, нескоро путешествующему по стене. Кому?
— Саин?! — вмешался напомнить слуга. — Меч.
Поллак спохватился и протянул Колину замотанный в табард клинок.
— Будь достоин его, — сказать «сын» не сумел. Не пересилил, не перемог, не переборол. Поскольку не уверен, стоило ли это делать. Даже из лучших побуждений. Ради остальных.
— Возьми, — Лилиан подала сумку сыну. — Здесь одежда и деньги. На первое время. И обязательно напиши, Колин, — женщина всматривалась в лицо юноши, не забыть, не потерять в памяти ни черточки. — Напиши, мне.
