– Черт знает почему, – проговорил Люсьен, – но девчонка – спусковой крючок. Скажи ему, что больше не будешь о ней говорить, Аэрон.
– С чего это? – прогремел Аэрон. – С каких пор у меня нет права высказывать свое мнение?
Мэддокс глубоко вдохнул, затем шумно выдохнул. Не помогло. Он чувствовал, что вот-вот окончательно сорвется. «Черт! Я должен взять себя в руки!» – пронеслось у него в голове. Происходящее казалось ему постыдным и нелепым – он совершенно не мог контролировать собственные действия.
– Аэрон, ты, наверное, жутко устал отмывать кровь от пола, – сказал Люсьен. – Представь, сколько ее будет, если охотники прямо сейчас пытаются проникнуть в наш дом и мы их не остановим. Скажи ему.
Немного помедлив, Аэрон убрал клинок от шеи Мэддокса.
– Ладно, – выплюнул татуированный воин, – больше не будем говорить о девчонке. Доволен?
Да, Мэддокс был доволен. Тут же успокоившись, он поднялся и даже протянул ту из рук, что была пустой, Аэрону, но тот оттолкнул ее и встал сам. Как-то раз Парис заявил, что у Мэддокса меняется настроение, как если бы у него внутри кто-то раскачивался на качелях; это было шуткой, но сейчас Мэддоксу начинало казаться, что сказанное было более чем точным.
– Я не буду ничего говорить, но ты все равно знаешь, что я думаю обо всем этом, – сухо сказал Аэрон.
Мэддокс прекрасно знал. Аэрон был ничуть не лучше Париса, пожалуй, хуже.
– Дети, – проворчал Люсьен, закатывая глаза.
– А ты наша мамочка, – отозвался Аэрон, впрочем, без всякой агрессии.
Мэддокс на несколько секунд опустил веки, пытаясь собраться с мыслями. «Эшлин – всего лишь женщина, – уговаривал он себя. – Всего лишь инструмент физического удовлетворения. Тени и боль, застывшие у нее в глазах, не имеют никакого значения. Они не смягчат меня и не околдуют его. На этот раз – нет. Я должен начать относиться к ней беспристрастно, так же, как отношусь ко всем остальным». Ему казалось, что еще немного внутренней борьбы и уговоров, и его чувство собственного достоинства будет вызволено из-под кучи отбросов, среди которых оно оказалось погребено. «А может, боги наконец вняли моим шальным воззваниям, просьбам сделать жизнь еще невыносимее и подослали Эшлин, чтобы я сошел с ума, погрузился в боль и страдания? – спрашивал себя мужчина. – Вдруг это наказание? И теперь, вместо того чтобы корчиться в агонии только по ночам, я буду страдать еще и днем?»
– Ты в порядке? – спросил Люсьен.
Нет, Мэддокс не был в порядке. Спокоен – да, но так паршиво, как сейчас, ему, должно быть, не было еще никогда в жизни! Тем не менее он кивнул и, не проронив более ни слова, двинулся дальше по коридору, преодолел лестницу и зашагал по галереям его крыла замка. «Надо быстрее покончить с этим», – думал он.
